Форум » Fan Fiction » «Жизнь без правил. Такова реальность» NC-17, Брендон/Райан » Ответить
«Жизнь без правил. Такова реальность» NC-17, Брендон/Райан
Обновленная таня пан: -название: «Жизнь без правил. Такова реальность.» - рейтинг: NC-17 - пейринг: Брендон/Райан - жанр: AU с элементами Sequel
Ответов - 109, стр:
1 2 3 4 All
Обновленная таня пан: Здесь слишком много людей. И как будто в муравейнике у них у всех есть одно дело – взять какую-то субстанцию и тащить ее, тащить ее на себе. Они строят дом. Наверняка так же, как и мы. Двери большие и белые. Наверное, когда-то они были белыми, хотя сейчас это уже отголосок. Тысячи, да что там, миллионы людских рук держались за эти дверные ручки, пинали низ двери. А есть еще и такие – которые открывают двери, зацепившись рукой за верхний острый угол. Как правило, это возможно лишь высоким людям. Ведь двери в этот рынок большие и выше человеческого роста. Обычного. Они всегда хлопают в час пик. Но негромко. Они сделаны из пластмассы и примесей. Интересно, много ли людей умерло от бактерий, скопленных на этих самых дверных ручках? Я вижу впереди клетчатую рубашку. Пока она не исчезнет из поля моего зрения, я буду идти за ней. Моя задача – не упустить. Здесь, вблизи от Лас- Вегаса я иду за клетчатой рубашку и она рябит у меня в глазах. Но это не мешает мне замечать окружающее меня. И вдыхать. Те продукты, что очень сильно пахнут по воле случая оказываются не у входа на рынок. Это даже хорошо. Не люблю нюхать всякую дрянь. Пол покрыт кафелем в крапинку, как у меня в туалете. Стены выложены белой, голубой, серой плиткой. Как в забегаловке, где я обжигаюсь горячим кофе. Черт. Только не рыба. Я сглатываю воздух ртом, стараясь не дышать носом. Рыбу мы минули очень быстро, без всяких задержек. А теперь я могу вдохнуть аромат кофе. Зачем? Зачем мы попали под запах кофе? Ведь сейчас обоняние обретет еще большую силу. Когда будем уходить, надо как-то обойти кофе. Однажды я покупал туалетную воду отцу. Я перенюхал достаточно, чтобы вскоре перестать различать запахи. И тогда старая продавщица с необъятной задницей ткнула мне в нос кофе. Зря она это сделала. Пришлось снова нюхать воду. А ведь я мог купить любую. Сославшись на то, что уже ни хрена не чувствую. Но нам часто приходится что-то делать. И никто не вынуждает нас. Нет, мы сами. Плюс обстоятельства. Яркие цвета – зардевшийся красный, изумрудный зеленый, желтый с песочною позолотой – это фрукты и овощи. Далее - чай. Дешевый, дорогой, ни черта не смыслю в чае. Но это лишь первый этаж. По правую сторону от меня – прилавки с конфетами, дальше – торты и другие кондитерские изделия. Отец не умел печь пирожки. Домашняя выпечка. И я тоже. Рубашка сворачивает и мы оказываемся в сырном отделе. Здесь царит та самая вонь от вонючих носков. Сыр всегда пахнет носками. Поношенными. В его желтоватой консистенции есть специальная безвредная бактерия, которая пахнет так же как носки через два дня после того как я их поношу. Но нам часто не приходит такое в голову. И мы все едим чертов сыр. Но морщим нос от запаха вонючих носков. Пройдя хлеб, эту свежую сдобную выпечку, мы пересекаем краешек прилавков с мясом. Свинина. Говядина, баранина, части животных лежат на лотках и вытирая руки об окровавленный фартук продавцы пересчитывают сдачу, которую складывают туда же – в фартук. А никто не думал, что можно с легкостью подложить в куски животного мяса – человечье? Эдакая смесь. Будет интересно заглянуть на обед к той семье, которая купит кусочек. Я смотрю на клетчатую рубашку и опускаюсь глазами чуть ниже. Глядя на упругую задницу. А она очень ничего. Поднимаясь по ступенькам на второй этаж, я немного отстаю. И ягодицы движутся на уровне моих глаз. Я улыбаюсь. Как раз на уровне моих глаз. Я даже не смотрю вниз, за перила. Мне интереснее эта картинка. Я стою поодаль и смотрю на двух черных. Клетчатая рубашка всё еще спиной ко мне. Я лишь наблюдаю как они разговаривают. К тем черным подходит мексиканец с засаленными четками в руках и огромной толстой цепью из золота на шее. На красноватой коже она похожа на железо, покрытое позолотой. Через секунды это уже колокол. Золотой колокол в закатных краснеющих лучах уходящего солнца. Они спорят. Я смотрю на взъерошенные, почти черные волосы над воротником клетчатой рубашки. Пару часов они были примяты подушкой. Мы отсыпались пару часов назад. Я стою на втором этаже рынка, а у перил маленький сверток ходит по рукам. В свертке – золотые часы с элементами ручной работы. Когда-то мои. Теперь – навряд ли. Это как минимум 200 долларов. Там еще бриллианты. Недостающий минимум. Яи не умею торговаться. И поэтому смотрю как это делает Он. - Брендон. Меня зовут Брендон. – говорит клетчатая рубашка, пожимая черную руку одного из дельцов. Это местные скупщики. Через пару минут часы будут уже далеко. Неизвестно где. Его белая рука смыкается в рукопожатии с черной. Как кофе с молоком. Как «Виспа». Мимо идет охрана. Но у них уже ничего нет. Здесь около десятка курьеров, и один из них точно уже несет эти часы в неизвестную нам точку. Я стою на втором этаже рынка и смотрю как Брен кладет в карман деньги, свернув их в трубочку. - На этот раз даже больше. Будем заглядывать сюда по необходимости, - говорит он мне, повернувшись в профиль. У него немного большой нос, но мы молоды. И он очень красив. Он поворачивается ко мне лицом и я снова вижу два огонька в его черных глазах. - Еще немного и мы сможем уехать. Как мы и хотели. Еще немного. Мы продаем вещи, чтоб уехать в Лос –Анджелес, потом в Сан- Франциско, а оттуда, пересекая Береговые Хребты проехав Сакраменто и Такому, попасть в окрестности Канады. В самое сердце Ванкувера. Только я и Брендон. Интересно, мы бросим школу? Ведь нам осталось совсем немного до выпускников. Хотя сейчас это неважно. вот поперло вдохновение))) надеюсь вам понравится)
Юлёк: Обновленная таня пан пишет: Я смотрю на клетчатую рубашку и опускаюсь глазами чуть ниже. Глядя на упругую задницу. А она очень ничего. Ничего себе очень даже ничего, да у Брена самая аппетитная попка, которую я когда -либо видела. Обновленная таня пан пишет: А никто не думал, что можно с легкостью подложить в куски животного мяса – человечье? Вот поэтому я больше не ем мяса. В целом сюжет меня очень увлек, как всегда ты меня очень порадовала. Жду продолжения.
dewdrop: Юлёк пишет: Ничего себе очень даже ничего, да у Брена самая аппетитная попка, которую я когда -либо видела. Это точно! ОЧЕНЬ ДАЖЕ ЧЕГО! Обновленная таня пан пишет: вот поперло вдохновение))) надеюсь вам понравится) Твое вдохновения праздник для меня))) Я заинтригована
Обновленная таня пан: Юлёк это для нас попа бренчика просто класс))) а для Райана пока еще она очень даже ничего, но вскоре похоже станет самой лучшей)))
Обновленная таня пан: dewdrop спасибо за прочтение) щас вот закину продолжение, рецензируй)))
Обновленная таня пан: На руке у Брена розовый браслет шириной в сантиметр. Браслет Кэти. Она носит его. Наверняка вчера ночью она оставила браслет у Брена. Брен живет в съемной квартире спального квартала. Многоэтажный дом, одинаковая планировка. Узкие туалеты. Тесные ванные. Он ушел от родителей. Из большого, теплого, уютного дома. Чтобы жить тут и работать мойщиком посуды в «Санта- Диего» в вечернюю смену. Как-то давно я со своим одноклассником Спенсером Смитом основал группу. Мы играли в подвальных помещениях на вечеринках, а потом познакомились с Брентом Уилсоном. А потом пришел он. Он учился в параллельном классе. Там же училась и Кэти. - Брендон Ури, - представился, пожав нам руки, он. Мы репетировали часто и пока пальцы не одеревенеют, а голос не охрипнет. Нас это очень нравилось. Мы вообразили себя талантливыми. Отцу было всегда и везде наплевать на меня. Однажды Брен пришел ко мне домой и сказал, что его родители это два упыря, сосущих из него кровь. -Наверное, поэтому ты сейчас такой бледный, - сказал я. А потом Брен просто ушел от них. В их семье почиталось мормонство, «что-то вроде религии» - говорил Брендон, - не пей кофе, пой в церковном хоре и верь в Бога. И когда родители узнали про группу, про то, что их сын поет в рок - группе, они всполошились. С мормонством было покончено. Брен учился в школе, жил в спальном районе и работал по вечерам, оттирая комочки еды от тарелок в «Санта- Диего». И ему нравилось это. Потому что в выходные он пел. Пел необыкновенно. Я любил его голос. И Кэти любит. Кэти живет рядом. Наши дома разделяет невысокий забор. И каждый раз, когда Кэти, обняв мать, целует ее в щеку и выходит из дома, я смотрю в окно, провожая ее вхглядом. Это происходит всегда в одно время. Кто знает, что Милдред живет в северной части района и до нее надо добираться на автобусе? У Кэти длинные черные волосы и белая кожа. Она тоже носит клетчатую рубашку. Ей недавно исполнилось семнадцать. И ее первым парнем был Брен. Я вижу как она идет по лужайке, обходя клумбы, и знаю, что в этот раз она идет к Брендону. Мать выглядывает из окна и говорит: «Позвони от Милдред как доберешься». Хорошо, мам – говорит Кэти. Милдред живет на соседней улице и даже не догадывается, что к ней будто бы ходит ночевать Кэт. Милдред – одногруппница Кэт в сильной группе японского языка. Чем они там занимаются – нетрудно догадаться. Я имею в виду квартиру Брена. И сейчас я стою и смотрю на этот розовый браслет на запястье Брена и думаю, что вчера Кэт стонала, когда Брендон, войдя в нее, двигался взад-вперед. Взад-вперед. Взад-вперед. Брен смотрит по направлению моего взгляда. - Это браслет Кэти. Мы не эмо, - улыбается он, глядя на мои черные крашеные волосы и черные тоннели в ушах. В Ванкувере проходит фестиваль рок-групп и нам нужно там выступать. Но для этого нужно записаться. Можно просто позвонить туда и представиться, а потом ждать и про тебя забудут. А можно познакомиться с директором, администратором, арт-менеджером или даже с рассыльным этой пиар-компании. И тогда шансы на успех равны больше чем один к ста. Для этого мы и едем туда. У нас есть почти 10 песен для своего альбома, у нас нет денег. Поэтому мы продаем «ненужные» вещи. Хотя на самом деле я очень любил эти часы. Их когда-то подарила мне мать. Как Брендон любил медальон с Девой Марией. Мы идем вниз и я касаюсь плеча Брендона. Давай обойдем кофе. Он смеется. Хорошо. *** В гараже отца Спенсера очень много железных инструментов и приборов. Электродрель, отвертки, гвозди, даже кардан, тряпки, пропитанные машинным маслом и бензином. Но тут все же на удивление очень просторно. Спенс стряхивает черные крашеные волосы, достающие до плеч, с лица и сдвигает аккумулятор со старой тумбы. Сегодня он купил новые тарелки «Sonor» и наверняка пойдет ставить их на штативы к установке. Спенс - барабанщик до мозга костей. Но он не хочет ехать в Ванкувер. И поэтому мы поедем с Брендоном вдвоем. Потому что нам плевать, а Спенсу - нет. Он побаивается отца. Это его право, не ехать, ведь отец ему доверяет, а Спенсер доверяет отцу. Он однажды сказал мне, что вообще не хочет на этот фестиваль. Что хочет вот так по вечерам собираться вместе, играть у них дома, на вечеринках. Просто для себя. Но я думаю – ему однажды это надоест. Так или иначе. *** Я иду домой и смотрю как в соседних домах зажигается свет. У меня в это время и всегда дома пусто, холодно и не хрен пожрать. Я открываю дверь и думаю, что однажды отец так напьется, что умрет или окончательно свихнется как белая горячка или хуже. Мы уже около полугода собираем деньги, и уже полгода тихо ненавидим Брента Уилсона. Он в принципе неплохой басист, но он никакой человек. Возможно, я слишком перегибаю палку, ведь чтобы назвать человека никаким, нужно перед этим сто раз подумать. Он часто курит марихуану и потом просто бывает не в состоянии играть. Он вялый. Возможно из-за наркотиков. Спенс единственный хорошо относится к нему, но Спенс всегда был очень добрым, пухлым парнем, мы учимся в одном классе, последнем классе, и я до сих пор помню как он носил в рюкзаке свежие сдобные булочки. Давно, в младших классах. Для себя и для меня. Я сижу в темноте и смотрю к окно. Кэт. Снова выходит и целует мать. Всё по старой схеме. Через минут двадцать она будет касаться Брена. Целовать его. Хочу стать Кэт. *** Однажды, Брен как обычно закончив вечернюю смену в «Санта-Диего» вышел из ресторана. Я ждал его на заднем дворе. Он стоял в круге света от единственного фонаря и я вышел из темноты, заметив что с ним что-то не так. Это было давно, но я до сих пор вспоминаю. Не я один, уверен в этом. Они с Кэт встречаются уже полгода, но ее мать однажды завела с ней разговор об их с Бреном личной жизни. Кэт доверяла ей. И всё сказала. Сказала, что они любят друг друга и спят. Но Кэт не ожидала, что мать тут же запрет ее в спальне с криками, что Брендон – говнистый подонок. Мы были у Брендона дома, а он всё пил и пил. Пил по дороге домой, пил в автобусе, пил, отхлебывая из горлышка бутылки пиво, даже тогда, когда открывал дверь. - Она Кэт не выпускает из дома, не хочет меня видеть и слышать, грозится рассказать всё моей матери. Росс, я в тупике, мать Кэти никогда просто так не бросается словами. – говорит мне Брен, наливая в стакан виски. Где он достал виски? Я не очень –то люблю пить, но виски оказалось вкусным. Я знаю – Брен не любит, когда его жалеют. Но он мой самый дорогой человек. И я пьян почти так же, как и он. Брендон отхлебывает виски и морщится. Он поворачивается ко мне спиной и замолкает. Я смотрю на очертания его фигуры, свет не горит сейчас в комнате. Я чувствую – он плачет. Странно сознавать это, ведь мы с ним не видели слез друг друга. И сейчас, чтобы не увидеть их в первый раз, я подхожу к нему сзади и обнимаю его за плечи. Через минуту он сам поворачивается ко мне и уткнувшись мне в грудь чуть вздрагивает. Почти беззвучно. Мы пьяны и чувства еще больше обостряются. Я думаю о том, как ему сейчас хреново и прикасаюсь губами к его почти черным (он их подкрашивает) волосам. Брендон иногда не выходит у меня из головы. А сейчас я чувствую как моя майка пропитывается влагой. От его слез. Мы немного шатаемся и если бы не стена, в которую я упираюсь спиной, то наверное мы бы недолго здесь вот так простояли. Ноги затекают, но я не двигаюсь с места. Он такой теплый, что мне становится жарко и я тяжело дышу. - Росс, - он поднимает влажные глаза, дотрагиваясь до моего подбородка влажными пальцами, - окажи мне услугу. Я смотрю в его глаза и думаю о том, что слезы на черных длинных ресницах Брена похожи на утреннюю росу. Именно утреннюю, потому что вечерняя роса несет в себе остатки дня и его энергетику, и только утренняя – чиста и свята, как вода в освященном источнике. - Я хочу, чтобы утром мне было очень стыдно. Я хочу тебя. Я все еще смотрю на Брена и молчу. Он любит истязать себя когда ему плохо. - Зачем – говорю я. Чтобы опять мучить свое тело? Все эти твои синяки, когда тебе плохо – это одно. А ЭТО – другое. Он начинает снимать с меня майку. А я думаю – Брендон хочет, чтобы я его трахнул. Мы с ним сейчас плохо соображаем, и кажется – туман вокруг. Но это только кажется. - Я прошу тебя. Я хочу, чтобы мне было больно. Я это заслужил. – он расстегивает мой ремень. Я не отрываю от Брена взгляда – когда он успел снять с себя майку? - Брен, ты и вправду идиот. – говорю я. Я цепляюсь за кровать, не в силах больше держаться на ногах, запутываюсь в одежде, разбросанной по полу. Мы сидим рядом на полу у кровати. Брендон молчит, обхватив голову руками, запустив пальцы в волосы. Теперь они стоят торчком на голове. Его голый торс так близко от меня. И мне снова жаль его. Я снова не могу держаться на расстоянии. Я отнимаю его руки от головы и начинаю целовать их. Когда я дохожу до плеч, Брен берет меня за шею и я уже чувствую его губы, горечь виски и чуть приоткрываю рот под его напором. Я чувствую его тело, касающееся меня и где-то внизу живота становится хорошо. Так хорошо.
dewdrop: Обновленная таня пан Вот это я понимаю прода!))) Я действительно начинаю влюбляться в этот рассказик...продолжай, ты просто молодец!
Юлёк: Мне понравилось, это нечто, просто шикарно, Брен - детка молодец.
Юлёк: Ещё насчет самоистязаний: как похоже на меня. Ну никогда не могу успокоиться. Если мне хреново, то пусть будет ещё хуже. Ну вот что люди с собой делают!
Обновленная таня пан: dewdrop в ближайшее время закину проду))) теперь очередь райки пострадать)))
Обновленная таня пан: Юлёк да про истязания это ты верно... я такая же)) мы родственные души))) когда мне плохо то должно быть в полной мере хреново! зачем страдать людям меня окружающим, если можно во всем обвинить себя...хотя так делают только умные люди. мудрые - не винят никого...
Юлёк: Обновленная таня пан пишет: Юлёк да про истязания это ты верно... я такая же)) мы родственные души))) когда мне плохо то должно быть в полной мере хреново! зачем страдать людям меня окружающим, если можно во всем обвинить себя...хотя так делают только умные люди. мудрые - не винят никого... До мудрости мне далеко, очень далеко. Иногда делаю очень глупые вещи, а потом становиться плохо. А после делаю себе ещё хуже. Но себя ненавидеть всегда проще.
dewdrop: Девчонки, ну хватит уже себя винить...вообще никого не надо винить, надо просто жить дальше и радоваться
Юлёк: dewdrop пишет: Девчонки, ну хватит уже себя винить...вообще никого не надо винить, надо просто жить дальше и радоваться Не всегда есть возможность жить дальше и радоваться. Просто совершая определенные поступки, которые впоследствии становятся ошибками, кто-то винит в этом себя, кто-то других, третьи предпочитают пропустить этот участок жизни и не винить в этом никого. Я искренне завидую последним, по-хорошему, естественно.
Обновленная таня пан: Я влеку его на пол за собой, он обнимает меня и осторожно опускает на гладкий холодящий линолеум. Чтобы я не ушибся. Как ребенка. В голове виски мешается с дурманом от происходящего. Он накрывает меня своим телом, целует шею, а я жду его губы, его алые, влажные губы, такие желанные. Почему-то. Совсем внезапно. Наши джинсы уже где-то в куче вещей. Я оказываюсь сверху и поглощаю его губы. Так жадно словно мне это было нужно долгое время. Его руки ходят у меня по спине. Взад-вперед. Взад-вперед. Он спускается ниже и сжимает мои ягодицы. Я чувствую как его член упирается в область чуть правее от паха. Внизу живота что-то сладко ноет. Я провожу языком по направлению от мочки уха до плеча Брена, оставляя влажный след на его белом, упругом теле. Когда трусы тоже оказались где-то поблизости, а не на мне? Брен чуть приподнимается и целует меня в сосок. Так медленно и нежно. Он привстает и оказывается на коленях на уровне моего паха. Берет мои руки и целует ладони. Я опускаюсь на колени. Он прикасается внутренней стороной руки к моей шее и шепчет мне на ухо, чуть дотрагиваясь до кожи губами: Войди в меня. Когда он наклоняется, упираясь руками в кровать, я начинаю медленно входить в него. Лоб покрылся испариной. Будто я в каких-то невесомых, приятных телу облаках, они щекочут меня, заставляя появиться мурашки, словно я на двенадцатом небе. Куда там седьмое. Его руки напрягаются, комкая покрывало, но я не чувствую внутри даже намека на спазм. Он готов к этому. Брендон. К этому настолько не готов даже я. Пытаюсь войти дальше. Спина Брена покрывается испариной. Ему больно. В голове проносится что-то похожее на мысль. Мысль о том, что с вазелином было бы проще. Какой к черту вазелин?! Я чуть останавливаюсь. Но он заводит назад руки и обхватывает мои ягодицы, сжимая их так, что наверняка остаются красные разводы. Я снова делаю ему больно. Но я иду дальше, поначалу медленно, боясь убыстряться, но как только его пальцы снова впиваются в мою мягкую плоть, я начинаю двигаться быстрее. Он тяжело дышит. Наше прерывистое дыхание переходит стон сквозь сжатые зубы. Через некоторое время стон становится таким открытым… На каком-то моменте ноги почти не держат ни меня, ни его, мышцы спины напрягаются и продолжительный стон вырывается наружу, отскакивая от твердых стен тесной комнаты. Этот стон - сильнее и свободнее. Этот стон звучит акапелло в нашем сексе. Его голос. Он даже сейчас необыкновенный. Наконец теплая, чуть вязкая жидкость течет из меня в него, на пол под нашими босыми ногами. Он опускается на кровать. Опускается на живот, и я ложусь рядом. В тишине я слышу свое сердце. Ритмичный стук в груди. Свое дыхание. Дыхание Брена. Я поворачиваюсь набок, к нему, убирая влажные пряди волос с его лба. Начинаю целовать лицо Брена. Осторожно. Нежно. Целую шею, спину, плечи. Холодные и влажные. Его дыхание становится ровнее. Ему уже не так больно. Опускаясь рядом, я так хочу сказать ему, что мне очень хорошо с ним. Так, как еще никогда не было в этой моей жизни. Он поворачивается ко мне и кладет голову на грудь. Я обнимаю его и закрываю глаза. Разноцветные кружочки давят на виски. Сознание замыкает. Как вспышка электрического тока. Как перегоревшая лампочка. Бах! И всё. Темнота уже накрывает. *** Сейчас я сижу у окна и вновь вспоминаю это. Он хотел, чтобы я сделал ему больно. Но он сделал больно мне. С того момента я тщетно пытаюсь отогнать от себя одну мысль. За окном светает. То ли я думаю о Брене, то ли жду возвращения отца. То ли просто не могу уснуть. Мир совсем поменялся. Все случается «как бы». Измена теперь как бы уже не страшный поступок, разрушающий доверие. Но кК раз доверие как бы пока есть. В мире, где приветствуются смешение полов и кровные браки уже не новость, где травка – это уже не наркотик. В таком мире мы живем. Где все страшное как бы и не страшно вовсе. И в принципе всё становится возможным. Мир меняется. И как с уверенностью сказать плохо ли это, если я сам не знаю, что будет когда я умру. Катится ли мир к чертям? Какова цена этой жизни? Замок не смазан. Я слышу как он скрипит, когда ключ делает оборот внутри. Раз оборот. Два оборот. Отец. dewdrop я уже не виню)))))) я просто живу для себя теперь
Обновленная таня пан: Юлёк всё у нас будет хорошо) главное - верить в это! и любить себя! побыть хоть чуточку эгоистами))))))))
Юлёк: Обновленная таня пан пишет: Юлёк всё у нас будет хорошо) главное - верить в это! и любить себя! побыть хоть чуточку эгоистами)))))))) Этому я и пытаюсь научиться и тебе этого желаю.
dewdrop: Обновленная таня пан Полностью с тобой согласна) Все люди совершают ошибки...знаешь, я никогда не любила когда у меня просили прощения, слова могут ничего не значить, я и без них могу прощать. Я парня одного любила, потом мы расстались...сейчас понимаю, что была просто дурой, когда слезы лила из-за этого. Я не виню ни его ни себя в этом, просто вспоминаю все хорошее что было))) Вся проблема в том, что его я любила много больше чем себя) Кстати, рассказик просто обалденье Райку жалко конечно...но все настолько эмоционально, что просто дух захватывает))
dewdrop: Юлёк пишет: Этому я и пытаюсь научиться и тебе этого желаю. Ты такая какая есть и люби себя такой же)))
Юлёк: Обновленная таня пан, меня очень порадовал кусочек. Особенно про "как бы". Спасибо тебе и продолжай, пожалуйста.
Обновленная таня пан: dewdrop dewdrop пишет: Райку жалко конечно...но все настолько эмоционально, что просто дух захватывает)) мне тож его жалко))но теперь его очередь, хе хе))) правда там дальше я уже написала отсалось перепечатать там его ввообще не жалею...но ничего - трудности закаляют)))
Обновленная таня пан: Юлёк тебе пасибо)))))))))))))) dewdrop дествительно слова могут ничего не значит...поступки часто говорят о большем..и поведение человека...
dewdrop: Обновленная таня пан пишет: дествительно слова могут ничего не значит...поступки часто говорят о большем..и поведение человека... Я просто чаще всего словам не доверяю)... Обновленная таня пан Ну не может быть, чтоб тебе совсем не было Райку жалко Хотя фиг с ним, пускай помучается
Обновленная таня пан: dewdrop ага))пускай пускай))) потом зато хэппи эндин))) я тоже словам не доверяю. можно много сказать а подумать совсем другое!
Обновленная таня пан: dewdrop вот иногда думаю - зачем вообще слова, если оони всегда неправда? нет, действительно, даже когда мы говорим правду мы думаем совсем о другом!
dewdrop: Обновленная таня пан Ты права...бывает же что говоришь что-то и сам себе не веришь. Блин, философия дело заразное))) слушай, а у тебя аська есть?)
Обновленная таня пан: Он открывает дверь? Значит он не пьян? Нет, быть такого не может. Сколько лет подобное длится, а я всё еще так наивен. Пора уже понять одну простую вещь – он не исправится. Никогда. Пока не сыграет в ящик. Пока что-то из внешнего мира не толкнет его исправится. Хотя это уже маловероятно… Я не двигаюсь с места. Я слышу как он идет к гостиной. Останавливается в дверном проеме. Шаги – те же как и всегда. Нетвердые. Но сейчас мне кажется, что он совсем немного выпил. - Райан. Подними свою задницу – говорит он. Я думаю – какого хрена? Может сжечь дом и пойти жить к Брену? Ну да. Там же Кэт. - Тебе кто сказал, оторви свою задницу от чертова кресла! – он повышает голос. Я встаю и не двигаюсь дальше. Ни на шаг. Он в ярости. С чего бы это? Опять видения, призраки или окровавленные мальчики мерещатся? - Пошли со мной. Пошли. - Куда? - Я сказал тебе. Пошли. Я снова спрашиваю Куда? Пить? Чувствую как он смотрит на меня в темноте. - А что еще с тобой делать? Чтобы напиться, я могу сходить и к Брену. Я знаю, что подогреваю его ярость своим тоном и словами, но мне надоело всю жизнь себя сдерживать, его бояться. А дальше всё происходит очень быстро. Он пересекает комнату за пару секунд, я успеваю лишь моргнуть, когда он уже, оп, рядом. Он хватает меня за локоть. Я инстинктивно вырываюсь, но он толкает меня в грудь и я подаюсь всем телом назад. Эта чертова пьянь хватает меня за ворот рубашки и резко притягивает к себе. - Да что ты знаешь, ублюдок? Какой с тебя толк? Никчемный кусок дерьма! Всё. Хватит. Во рту собирается теплой влагой слюна. Его лицо так близко. - Не дыши на меня перегаром. – мой плевок оказывается на его небритой щеке. Отталкиваю его. Он замирает на некоторое время. Просто от неожиданности. И когда до его пропитого сознания доходит мой поступок, а для него это ПРОСТУПОК, я получаю такой неожиданный удар в лицо, что в глазах плывут кружки. Я закрываю лицо руками, спасая немеющее лицо от еще одного удара, он не останавливается. Сначала я получаю удар в живот, а согнувшись, стоная от боли, - я припечатываюсь к его колену, оставляя на брюках кровавый отпечаток. Ноги уже не держат, торшер летит вслед за мной на пол. Я пытаюсь закрыться руками, но он пинает меня куда ни попадя. Очень хочется встать. Врезать ему…Но нет сил. Чувствую как лицо и руки становятся влажными и липким, растекаясь быстрыми каплями, кровь идет все сильнее. Когда он пнул меня в челюсть, я с ужасом ощущаю, что чуть не проглотил собственный зуб, а во рту вновь возобладал вкус железа. Куда он еще ударит? Куда ударит сейчас? Как загнанный зверь я последними силами отбрасываю свое онемевшее от ударов тело в угол. Ползу куда-то только чтобы не чувствовать этих ударов. Он догнал меня. И бьет в живот что есть сил, так что я кричу. Если это можно назвать криком. Давясь собственными зубами и бурлящей во рту жидкостью, я лежу на полу, прижимая мокрые от крови руки к животу. Когда он размахивается, чтобы нанести второй удар, его заносит и он сам расстилается на полу. И больше ничего. Я хриплю. Кружки становятся все больше. Они двигаются так быстро…так быстро. А потом исчезают. В темноте. *** Я слышу шум газонокосилки. В голову приходит шум. Значит я жив. Но глаза открыть я пока не решаюсь. По-моему я еще там, куда вчера упал. Я даже боюсь пошевелиться. А вдруг я вообще не смогу этого сделать? Вдруг у меня всё сломано? Он никогда меня не избивал. Никогда. Внезапно открываю глаза. Медленно свет вливается в распухшие веки. Только потолок надо мной. Я всё там же. Я лежу на боку, скрючившись в какой-то неестественной позе. Шевельнув рукой, я понимаю – она не сломана. Тело разрывает. Кажется, нет ни одного живого места, не покрытого синеющей кожей. Боль везде – внутри, снаружи, кровь, запекшаяся на лице, коркой сваливается с губы. Теперь я – месиво из костей, крови и мяса. Я лежу и считаю минуты. Потом часы. В наступающей темноте я попробую встать. эх...бедный Райка
Обновленная таня пан: конечно есть!
Обновленная таня пан: dewdrop есть)) я тебе напишу в личную страничку номер, лады?
Юлёк: Ужас! Моя рыдает, как же жалко маленького.....
Обновленная таня пан: Юлёк я сама как предствалю..так соезы наворачиваются))) экспрессия сюжета)))
dewdrop: Да, Райка у нас чувствительный Надеюсь это последнее его серьезное испытание)
Обновленная таня пан: dewdrop переживет сейчас долгую адаптацию к ранам и хватит с него испытаний)))
Обновленная таня пан: Я лежу здесь в пустом, холодном доме. Чуть приоткрываю рот, дотрагиваясь языком до распухших, растрескавшихся губ и сдвигаю брови. Боль. Такова моя жизнь. Тело так ломит, что любое движение похоже на очередной удар. Я пытаюсь встать. Точнее это лишь жалкая пародия – я шевелю второй рукой, но она не хочет мне поддаваться. Я ее не чувствую. Я все время пролежал на ней. Она просто отнялась. Я встаю на колени. Голова кружится, я цепляюсь руками за ручки кресла и оставляю на светлых подлокотниках красные пятна. Я очень хочу встать. Такова моя жизнь. Сейчас. Сам факт, что я уже смог встать на колени, смог согнуть их, говорит о том, что я еще хорошо отделался. Чудом ничего не сломано. Интересно, на что сейчас похоже мое лицо? Я боюсь, что если я сейчас встану на ноги, то снова упаду, а тогда точно не смогу подняться потом. Я стою на коленях, опустив голову на кресло. Пока кровь не начинает циркулировать по моему телу. Темнеет уже окончательно. Я рискую. Но я встаю. Держась за стены, косяки, шкафы и тумбы я добираюсь до ванной. Включаю свет. Зажмуриваю глаза. Подхожу к зеркалу. Открываю глаза. Передо мной – бледный шатающийся парень. Губы разбиты, у носа запеклась кровь, щеки ссадят, и тоже в крови. Чье это лицо? Неужели мое? Такова моя жизнь. Во сколько обходится она мне? Какова ее цена? Я открываю воду в кране. Засохшая кровь на руках размокла и оставляет на ручках крана красные разводы. Подставляю ладони и…вода разъедает лицо, пронзает каждую клетку кожи, словно мне прыснули серной кислотой. Все ссадины в один момент начинают болеть. Я издаю стон за стоном, пытаясь не шевелить треснувшими губами, лицо сводит от боли, от малейшего движения, напряжения мышц…Набираю в рот воды и выплевываю. Благо что не с зубами. Пары зубов все-таки нет. Я ощупываю языком опухшие десны. Закручиваю кран и по стенкам выхожу из дома, захватив ветровку с капюшоном. Чтобы людей не испугать на улице. В комнате Кэт темно. Она снова у Брендона. *** В гараже горит свет. Я еще издалека слышу звук тарелок. Спенс вдаривает по новым тарелкам. А они ничего. Звук хороший. Спенс – профессионал. Когда я подхожу к гаражу – звук прекращается. Спенс их ставит. Диапазоны расширяет. Я вхожу и стараюсь не попадать под свет. - Росс! А я… - и он замолкает. Он заметил. - у тебя кровь на… - он подходит ближе, слишком близко, и я поднимаю лицо. Капюшон, накинутый на голову, падает. Спенс округляет глаза. - Это отец? – говорит он. - Почему ты так решил? – говорю я, чувствуя как расширение кожи щипит мои губы, когда я приоткрываю рот. По-моему я безумно шепелявлю. - Ты вчера был дома…и я видел как он пьяным туда зашел…Райан, у тебя ничего не сломано? Твое лицо…надо скорую! - Нет! – говорю я, - Не надо. Спенс, я в порядке. - Ну да! Хорошо, скорой не будет, но ты сегодня останешься у меня и обработаем раны. Ты выглядишь как Крюггер. И я не позволю тебе шарахаться сейчас где-то…по ночам в таком состоянии…он ведь никогда не бил тебя, что случилось? – Спенс убирает тарелки в коробку. - Потому что я всегда молчал. Терпел. Подчинялся. Мать тоже однажды не вытерпела. И ушла, но это было очень давно. Спенс качает головой. - Пойдем. Все будет хорошо. Я почти не нахожу мыслей в своей голове. Я просто подчиняюсь Спенсу, его голосу и иду следом. У Спенсера дома тепло. Пахнет булочками. Я сразу вспоминаю младшие классы. У них есть комната для гостей. Там я и проведу ночь. Я слышу как Спенс о чем-то тихо переговаривается с матерью на кухне. Видимо, объясняет. Мне внезапно становится так погано. Так стыдно. Зачем я здесь? У них такая семья, а я поганю этот дом своим нахождением здесь. И я ухожу. Тихо. Иду по улице, сворачивая в проулки. Чувствую себя вором. Укравшим человеческий покой. Укравшим частичку человеческого тепла, домашнего очага. Когда я уже далеко в кармане что-то начинает шевелиться. Я засовываю руку в карман и нащупываю мобильный. Это Брендон. - Ты где? – сразу доносится до меня после нажатия на кнопку приема вызова. - По улице иду. - А что с голосом? - Не знаю… - Росс, доберешься сейчас до меня? - Хорошо. – и я кладу трубку. Я совсем забыл, что шепелявлю и охрип. Я тут же отключаю телефон. Ведь если Спенс позвонит… Что я ему скажу? *** Поднимаюсь по лестнице. Звонка нет, а стучать костяшками пальцев очень больно. И я пинаю дверь ногой. Почти тут же Брен открывает ее. В коридоре темно и он видит лишь мои очертания. Я вхожу в его квартиру и думаю – а как же он отреагирует? Не как Спенс. Это точно. Он всегда одет с ног до головы, когда я с ним наедине. Даже рубашки он застегивает до конца, у самой шеи. Как будто боится чего-то… Мы оба помним ту ночь. В гостиной тоже темно. Я стою в проходе и наблюдаю как он пересекает комнату. Чтобы нажать на выключатель. Щелчок. И все. Свет уже будет гореть. Я втягиваю шею куда-то в капюшон… - Подожди-ка. Это что? – Брен уже рядом и снимает с меня капюшон. Я молчу. - Что это, Росс? Черт бы тебя побрал! – он встряхивает меня, схватив за плечи. - Брендон… - Что Брендон? Отвяжись? Росс, что произошло? Телефон звонит. Он подносит его к уху и смотрит на меня. Я почти уверен, что это Спенс. - Да. Да… Ага. Ладно. – всё, что я слышу. - Он избил тебя? Росс, почему ты мне не сказал? Ведь все могло быть еще хуже, вдруг он бы тебя убил? ты – придурок, ты вообще не знаешь цену жизни? - Да и так уже все хреново! Брен! – рявкаю я в ярости, тут же прижимая сбитые кисти к распухшим губам. Боль… Он придвигается ко мне и расстегивает молнию на ветровке. - Что ты делаешь? – говорю я. Этот жест внезапно вливает в мою кровь какое-то холодящее волнение. Словно замораживает быстрый поток, циркулирующий у меня в теле. По кругу.
dewdrop: Бедный Райан...ну по крайней мере он в надежных руках Брена Обновленная таня пан Ты умничка!
Юлёк: Много боли, но как всегда очень красиво. Спасибо.
Обновленная таня пан: - Снимаю с тебя ветровку. Поднимай руки. Я покорно поднимаю руки. Теперь и майка. Оказывается в руках Брена. Он смотрит на мои ссадины на голом торсе, на страшные синяки, безобразно растекшиеся по груди и бокам, кровящие царапины. Смотрит лишь пару секунд, но мне почему-то кажется, что я тут стою голый и он, блядь, пялится на мой член! Я – извращенец. - Иди в спальню. Я сейчас. – он уходит с моими вещами в ванную. Мы оба – извращенцы. В ту самую спальню. Я сажусь там на краешек кровати и кошусь на постель. Когда-то давно…все так как есть сейчас – то же покрывало – как он сжимал его в руках, когда… Кровать стоит на том же месте. Цветы в горшках – те же. В тех же горшках, черт бы их побрал. Смотрю на кровать. А вижу как он опустил мне голову на грудь, как водил пальцем по голой груди. Как тяжело дышал. Касался влажными губами моего тела. Брен входит в комнату с какими-то пузырьками, ватными пластинками и бинтами. Включает свет. - Сидишь в темноте – говорит он, ставя всё это на пол. Я думаю – мы трахались с тобой в темноте. Дай повспоминать. - Это что? – спрашиваю я. - Химия. Будет больно. Сначала лицо, потом тело. – он берет стул и садится на кровать. Стул скрипит, кровать тоже скрипит. Интересно, она недавно начала скрипеть? Кэт слишком часто ходит сюда. - Я не хочу – я останавливаю его руку. Брен смеется мне в лицо. - Пошел к черту! Хочешь так ходить, людей пугать, а потом разлагаться потихоньку – улыбается и отстраняет мою руку, придвигаясь еще ближе. Я покорно закрываю глаза. Подбородок. Так жжет. Лучше бы я разлагался. Точнее продолжал разлагаться. - Брен. Что это за херня? Жжет! – я не знаю куда деваться от боли. - Ничего плохого. Сейчас промокну и все. А кое-что заклею. Например. Вот этот порез. Марианская впадина. Ты – сукин сын. Не дергайся. Я думаю – мне причиняют боль какие-то порезы, а сейчас где-нибудь в Анголе в национальном парке Камея идет акция – помоги бедным африканским детям не умереть от голода. Усынови хотя бы одного. Брендон осторожно прикасается к многочисленным ссадинам, изрешетившим мою кожу. Стирает кровь с лица, а я стараюсь терпеть. Всё лицо пронзает боль, но я сжимаю зубы. Я думаю о том, как он сейчас смотрит. Как он выглядит сейчас. Как чуть приоткрыты его алые губы. Если бы мы сейчас были пьяны как в ту ночь, он бы вновь коснулся моего уха губами и прошептал «войди в меня». Или нет? Тогда, на следующий день мы почти не разговаривали. А потом с Кэт у него все наладилось. Хотя мать Кэти все еще не доверяет ему. - Росс, тебе очень больно? – я открываю глаза. Видимо, я так задумался, что начал стонать от боли. Она была во всем теле как паразит, уцепившись за гладкую мускулатуру кишечника. А эта жидкость. Она разъедала всё лицо как тот горький опыт с водой у меня дома. Брендон говорит чтобы я лег на кровать. Хорошо, что она мягкая, иначе бы я умер от боли. На спине тоже были ссадины и лопнувшая кожа. - Сними их. – Брен сейчас стоит ко мне спиной и я не вижу его глаз. Я расстегиваю джинсы. Но снять их не в силах. Я внезапно вспоминаю, что уже около суток ничего не ел. Я поднимаю глаза. Брен уже стоит лицом ко мне и смотрит как я тщетно пытаюсь снять джинсы. - Давай. – и он стягивает их с меня, при этом чуть расширяя зрачки, еле заметно. Мое тело. Оно ужасно. Нет живого места. Ни одного. Я лежу перед ним в одних плавках с пластырем на правой скуле. Но чувство как будто я лежу абсолютно голый. Он садится рядом, забравшись на кровать с ногами. Мне становится жарко. Хочется пить. Я облизываю губы, тут же морщась от боли. Слюна тоже расщепляет раны. Медленно белоснежная пластина прикасается к каждому кровавому основанию на моей груди, не пропуская ничего, вживается вовнутрь и кажется, что кожу пронзает насквозь огненным потоком спирта. Каждое прикосновение тем не менее прекрасно. Ужасающим спокойствием и методичностью. Белоснежная как снег в лесах, где не ступала нога человека, пластина напоминает сливочный торт, политый малиновым джемом. Тело горит. Горит от боли. От стыда. От безысходного существования. От чувства. И от нежных пальцев случайно задевших кожу. Может, это бред, может у меня жар, но мне горько. Горько от того, что мое тело похоже на труп. Горько от того, что где-то над душой спустилась ручка унитаза и смыла мою внутреннюю невесомую субстанцию. Пара грамм. В канализацию. И теперь она растворяется с мутной дрянью в гулких подземных тоннелях. Кто знает, быть может она сейчас – прямо под нами. Горько от того, что жизнь не станет лучше настолько, чтобы быть счастливыми постоянно. Люди – тронутые рассудком счастливы беспрестанно. Но это лишь единицы. Жалкая горстка. Горько от того, что неизбежно те, кого я люблю когда-нибудь уйдут. И это может случится в любую секунду. Просто я этого не жду. Никто не ждет. А когда они уходят – капают слезы. Кричит непонимание. А ведь люди просто были не готовы. Они не ждали. И поэтому не понимают. Горько от того, что мир уже никогда не станет лучше и идеального воплощения нет в людях. Несовершенен мир. Но все же… Именно такой жизнью мы дорожим. Все-таки эти необтесанные углы мира вызывают восхищение. Они совершенны в своей недоработанности. - Райан, Рай, ты меня слышишь, Райан? Я вздрагиваю и открываю глаза. Брендон наклонился. Его лицо очень близко. Так что в глазах двоится. Он испуганно смотрит на меня. Наверное у меня мутные глаза. Его пальцы осторожно касаются моей щеки. Я поднимаю руку и беру его мягкую ладонь. прижимаю ее к своим губам. Раны на лице разъедает солью. Но я привык уже к боли. - Не надо. Не плачь – он пытается отнять руку. Хочет смахнуть с лица слезы. Зная как это больно. Слезы и пот мешаются в одно. Я горю. Он поднимают меня, обхватывая за спину. Поворачивает к себе. И вот я прижимаюсь к его груди. Когда тебя жалеют, хочется плакать еще сильнее. И я плачу. Капает темная перламутровая капля из потрескавшейся губы. Мое посиневшее тело содрогается от слез. В руках Брендона. И это всё, что есть у меня – капля крови и пинта слез. Не наоборот. Не иначе.
Обновленная таня пан: dewdrop пасиб) им еще предстоит ехать в Ванкувер)))
Обновленная таня пан: Юлёк сэнкс))))) я твой тож прочитала! вчера ночью)))вообще кул
Юлёк: Обновленная таня пан, спасибо, кусочек как всегда прекрасен. Печален, но прекрасен. Спасибо тебе.
dewdrop: Обновленная таня пан пишет: им еще предстоит ехать в Ванкувер))) А это зачем?)) Это так трогательно...Бренни такой заботливый)))
Обновленная таня пан: dewdrop ввобще не ожидала что он будет таким, но почему-то он таким получился))))) а в ванкувер..ну в общем потом они передумают и там с фоллами свяжутся, хе хе)))
dewdrop: Обновленная таня пан пишет: ввобще не ожидала что он будет таким, но почему-то он таким получился))))) В любом случае мне нравится как получилось)) Обновленная таня пан пишет: ну в общем потом они передумают и там с фоллами свяжутся, хе хе))) Ну посмотрим что получится..хи-хи
Amira: Обновленная таня пан Просто потрясающе, я уже говорила, но не устану повторять что ты просто офигенно пишешь. Так глубоко. С нетерпением буду ждать проду :)
Обновленная таня пан: Amira оо спасибо))) я оч рада, что тебе нравится!!! dewdrop вот что получается))) нечего им ездить, пусть дома сидят))) хе хе
Обновленная таня пан: *** Глаза режет дневной свет. Так, что в глазах – черные кружочки бусинами рассыпаются в пространстве. Я сглатываю пенистую слюну. И в этой тишине я слышу только то как я сглатываю. Тело затекло. Но болит меньше, чем вчера. Как-то всё по-другому в этой комнате. Дверь тихо отворяется, нарушая тишину. Я думаю – вот я тут лежу и слушаю как сглатывается, а дверь разрушает весь кайф. Ха ха. Я схожу с ума. Или же уже сошел. Хотя сумасшедшие никогда не признаются в том, что они таковыми являются. Это же диагноз. Это же болезнь. Я вижу Брена. Как будто я скучал. Его лицо немного другое. - Привет. Сегодня ты лучше выглядишь, чем в первые дни. – Брен нахмуривает брови, видя мою реакцию. Заторможенную реакцию. - Какие дни? Я вчера к тебе пришел. Я думаю – либо я проснулся не там, где надо, либо он сходит с ума. - Росс, не тупи. Ты уже четвертый день валяешься в моей кровати, то приходя в себя, то опять пропадая. Сейчас я надеюсь тебя не потеряю опять? Черт, ты нес такую чушь, такой бред, когда…ммм…тебя в жар бросало. - Как четвертый день? Брен, я ничего не помню! - Неудивительно. Ты ведь бредил. - А что…что я говорил? И какое число сегодня? - Блядь, Росс, только не надо. Не надо сейчас разыгрывать комедии. Или трагикомедии. Мозги есть – посчитай. А то, что ты говорил…ты – дурак, Росс. - Нет уж, Брендон! Или ты мне скажешь, или… - Ну? Или? Или ты меня ударишь? - Почему ты стал таким резким? Я что-то плохого сказал? Я спрашиваю, не знаю зачем я это делаю – ответа всё равно не будет. Это «что-то плохое» в моем понимании та чертова ночь. В этой самой комнате. На этой самой кровати. И я по-любому что-то ляпнул. О нет, а вдруг я до него домогался???!!! Я смотрю на Брена, широко раскрыв глаза. Меня поразила эта мысль. Видимо настолько, что это чересчур явно отразилось на моем лице. Брен смотрит на меня, смотрит, смотрит, а потом внезапно начинает улыбаться. И смеется. Смеется, запрокинув голову. Хохочет! - Росс, ха ха, Росс, ты сейчас такой испуганный, ха ха ха! Росс, ты сейчас как годовалый мальчик, которого пугают подземельем! Он смеется, а я не понимаю. Он хохочет, а я судорожно заставляю сознание что-нибудь мне выдать. Что-нибудь случившееся за эти 4…о черт, ЧЕТЫРЕ дня! А сознание снова наполняется туманом. Словно в маленькую комнату пустили сонный газ. И глаза предательски закрываются. Я слышу Брена. Так отчетливо. Потом тише. Еще тише. Совсем не слышу… Когда я проснулся – уже стемнело. Или это опять какой-то десятый по счету день? Эти провалы. Лежать на кровати как инвалид мне уже не хочется. Я пробую встать. Меня покачивает, но я идти я могу. Правда не сразу – ноги ватные. Я пытаюсь найти в квартире хоть какой-нибудь календарь, электронный, отрывной, хоть что-нибудь, но ничего подобного не обнаруживаю. Чертов холостяк. Я улыбаюсь, думая о Брене. В третий раз проходя мимо зеркала, я останавливаюсь и поворачиваюсь к своему отражению. Лицо опухло. Все эти ссадины затягиваются. Превращаются в рубцы. Я какой-то грустный и смешной одновременно. Как простудившийся пес. А я думал – перед зеркалом будет эдакий мужчина. Видеть свое мужское лицо. Шрамы украшают. Делают мужественнее и шикарнее. Но я вижу то, что есть. И довольствуюсь этим. Побитый парень, милое детское лицо. Я жду Брена. До полночи жду. И вот смотрю на часы – первый час. Хожу по квартире кругами. И вот он приходит. Чересчур довольный. Дверь скрипит при его появлении. В этом доме, черт подери, всё скрипит. - Какой сегодня день? - Не парься, вечер того же, - улыбается он и не может собрать улыбку. Значит я не склеротик – думаю я. - Росс. Райан Росс. Я буду работать официантом в «Дикой Лошади». Ты соображаешь? - Нет. – честно признаюсь я. Так вот почему он такой довольный. Брен закусывает нижнюю губу и разводит руками: мол, ну ты и пень. В его спальне шторы всегда задернуты. Но цветы он поливает. Каждый день. Они так аккуратно расставлены в разноцветных горшочках из керамики по подоконнику – это всё, что представляло интерес в этой комнате. Всё чем мне было заняться, пока я лежал здесь. Иногда, приоткрывая глаза, я наблюдал в эти четыре дня, как Брен брал кружку с отстоявшейся водой и поливал эти глоксинии. А сейчас он приходит и, засунув пальцы в землю, определяет – подсохла ли она или всё еще держит влагу. Что же он там, абрикосовую косточку посадил или денежное дерево? - Росс, «Дикая лошадь» - это мечта. Этот самый дорогой кабак в Вегасе – место, где тратят деньги приличные молодые группы, их старые и не очень продюсеры. И там есть сцена. Росс, там поют. Сегодня мне предложили там работать. Один знакомый парень попал в больницу и посоветовал меня. К черту Ванкувер, Росс! Он зажегся идеей. Я чуть улыбаюсь и скрещиваю на груди руки. -Брен, а с чего ты взял что официантам позволено еще и певцами быть? И даже если и так. Брен, нас могут не заметить. - Кончно наши шансы невелики, но пока у нас нет денег на дорогу в Ванкувер. А на обратную? Я помолчу. И потом, Росси, в «Дикой Лошади» отлично платят! Я думаю – через неделю надо в школу. А у меня лицо как у проигравшего в уличной драке неудавшегося боксера. Какой к чертям Ванкувер. Канада. Брен прав. Брен принес макароны из своего «Санта-Диего». Бывшего «своего». Я уже четыре дня как у него, а Кэт еще ни разу не пришла. Наверное, они не видятся из-за меня. А может, мать поняла, что ни у какой Милдред ее дочь не ночует? Я внезапно представляю как они спали на той самой кровати, на которой я провел эти четыре дня. На которой мы однажды занялись любовью с Брендоном. Соус в макаронах попадает в заживающую трещину на губе. Макароны холодные, но я очень мало ел в последнее время. И всё, что приносит мне Брендон кажется очень вкусным. Брен пьет кофе и я вспоминаю о этом самом его мормонстве. - А ты возвращаешься к жизни, - говорит он, - уже подкалываешь меня. Я этому рад. - Я уйду сегодня, я тебе мешаю – выпалил я и тут же уткнулся в пластиковую тарелку. Такие тарелки бывают только в «Санта-Диего». Они самые дешевые, дешевый пластик, и на дне – значок забегаловки – банальная вилка. Брен встает и обходит стол. Садится на пол, внизу, рядом со мной и заглядывает мне в лицо. - Росс, ты иногда становишься таким идиотом, что мне хочется тебя стукнуть. Чем ты мне мешаешь? Чем? – он некоторое время молчит. Опустив ладонь на мое колено. - Знаешь, Райан, мне очень хорошо с тобой. Я прихожу домой. И знаю – ты тут. Я не отпущу тебя туда. Он снова будет бить. Если поднял один раз руку, поднимет и во второй. И я тебя знаю – тебе однажды проломят-таки череп из-за гордости. Он смеется и поднимается с пола. Обнимает меня, прижимает голову к своей груди. Я слышу его сердце и обхватываю его торс руками. Он кажется таким родным.
Юлёк: Романтика. Красота.
Обновленная таня пан: Юлёк эх))) романтика))) были бы паники рядом, ух)))
dewdrop: Обновленная таня пан Бренни удивляет меня все больше и больше...но мне это нравится))) Жду продолжение!
My December: Обновленная таня пан Писец прекрасно.Первый фик о Паниках за много месяцев-и уже оргазм кайф.Ты хорошо пишешь.Очень так профессионально.И сюжет интересный.Давай продолжение)))
Обновленная таня пан: - Тогда я буду спать на диване – говорю я, зажмурив глаза. От его тела исходит тепло. Я все еще чувствую его. - Я точно тебя тресну. Если бы не эти синяки. Я думаю – впервые после той ночи мы будем спать вместе. Интересно, один я ежедневно вспоминаю это? У Брена нет кондиционера. И сейчас я сижу в его халате на подоконнике. Опустив пальцы в чертов горшочек. Нет, там нет абрикосовой косточки. Мы врем друг другу. А думаем правду. Мы думаем всегда одну лишь правду. Наверное, для того и нужны слова. Чтобы прикрывать эту правду. Если быть честными друг с другом – к чему это? До конца честными быть невозможно. Я хочу верить в то, что называют искренностью. Но это опять лишь понятие. Это слово. А слова – тщетны. Идут в разрез с мыслями. Брен в ванной. Поет припев нашего последнего творения недельной давности. Я торчу у него уже почти неделю. Как будет резать глаза дневной свет, когда я окажусь на улице. Когда я писал эти тексты, я представлял как он пробегает их глазами. Как он тихо напевает их повсюду. И мне становилось так легко. Потому что он поет мои мысли. Мне жарко в халате. Но я боюсь его снимать. Боюсь этой тяги к нему. Меня опять потянет к нему. Я подхожу к кровати и ложусь на спину. Потолок белеет как призрачная жижа в невесомости. Когда-то его только отштукатурили, замазали валиком. И он пах новым домом. А сейчас он истрепался и висит надо мной. И никуда не денется. Может сделать вид, что я уже сплю? Нет. Какого хера? Но Брен входит. И я именно так и делаю. Я притворяюсь. Даже движения порой обманчивы. Мир заврался по уши. Когда-нибудь кто-нибудь найдется, чтобы наказать его. Наказать за лживость. Я давлюсь от смеха. Я полный кретин. Брен ложится рядом. Очень тихо. И я чувствую его запах. Он пахнет чем-то далеким. Луговые цветы в полях Калифорнии. Я смотрю на них с холма, вижу их мерные покачивания. Они далеко, но они растут на земле. На которой стою я. И чувствую их корни, набирающие силу там, под землей. Достаточно приложить руку к теплой земле. И я услышу. И я почувствую. Запах, который остался на подушках и одеяле. На простынях. Запах, которым я жил эти четыре дня. Запах, ставший таким родным. Каждый мускул моего тела напряжен. Какой к черту сон? Я боюсь даже сглотнуть. Я думаю – любое движение взорвет эту тишину. Мне неудобно лежать. Рука затекает. Но я все равно не шевелюсь. По-моему я лежу на собственном синяке, который к тому же еще и припух. Интересно. Он спит сейчас? Очень жарко в халате. И раз, и два. И три… Сколько я уже насчитал минут? Или это были секунды? Его халат так греет. Нет. Я не выдерживаю. Через отсчет длительных пятнадцати минут я чуть приподнимаюсь и пытаюсь снять халат. Запутываясь в поясках и рукавах. Случайно (хотя перед кем я оправдываюсь) бросаю взгляд в его сторону. Он лежит спиной ко мне. Свет падает на лицо. И я вижу его профиль. Его глаза. Они прикрыты. Брендон. Ты занимаешь сейчас всю мою голову. Где-то внизу живота становиться так сладко. Такое желание. Это сахар на дне кружки. Я выпью ее до дна и на губах останется сладкий хруст не растворившегося сахара. Такой контраст. Еле сладкая вода и внезапно этот вкус. Такой ощутимый. Как сейчас Он. Он укрыл лишь ноги. А рука под подушкой. Я сжимаю зубы. Придвигаюсь к нему. И накрываю своей ладонью его плечо. И прижимаюсь щекой к его шее. Он открывает глаза, но не двигается. И он лишь улыбается. Улыбается уголками губ. - Брендон. Ты же не спишь – шепчу я утвердительно. И я обнимаю его голое тело, скользнув ладонью по животу и вверх, по груди. Он чуть поворачивается ко мне. Теперь в пол оборота. Свет реклам сквозь задернутые шторы. Он падает на него, делает его очертания неземными. Это ненастоящее. Мне это снится. Должно быть… Я прикасаюсь губами к его плечу и замираю. Его мягкая кожа. Он скользит пальцами между моими пальцами и сцепляет наши ладони. - Что мы делаем. Помнишь двадцатое? Я помню – быстро шепчу я. Хочу остановить себя. Его. Это время. Эту жизнь. Но руки ласкают его тело. Я бы не смог остановить. Или не хотел бы? Двадцатое марта. Двадцатого марта мы сошли с ним с ума. Двадцатого марта он жутко напился. Это была суббота. А какой сегодня день? - Росс. Мы – оба сумасшедшие. – он запрокидывает голову, прикрывая глаза. Я опускаю голову ему на грудь. Упираюсь подбородком в нее так, чтобы видеть его лицо. Он убирает волосы с моего лба указательным пальцем. Мне тяжело говорить в таком положении и я сглатываю ком в горле. - Меня так тянет к тебе. Я без тебя никуда. Не могу. Еле слышно шепчу я. Он серьезно смотрит на меня. - Я помню двадцатое. Как сейчас. Я был пьян. Но я помню. Чувства не удалить из сердца даже операционным путем. Мы – долбанутые придурки. Но я хочу твои губы. Он опрокидывает меня на спину и как вампир впивается в мои губы. Этот поцелуй. Нет ничего блаженнее. Потолок еще недавно висевший штукатурным желе раздвигается…Стоит только бросить в него любым мячиком и он подастся назад, мячик оставит большую вмятину в этом желе. Вогнутое желе. Все слои штукатурки, жалкая побелка, старая известка осыплется и растворится прямо в воздухе. Голова наполняется туманом. Откуда-то из груди вырывается стон. Поцелуй длится. И я верю в возможность повторения счастья. Если бы он целовал меня каждый день. Тогда бы счастье повторялось снова и снова. Вот оно мгновение. Хочу размножить его тысячью копий с оригинала.
Обновленная таня пан: My December СПАСИБО БОЛЬШОЕ))) рада что ты прочитала, давно тебя не видела на форуме)) отдыхала небось)) dewdrop Брен меня тож удивляет!!! иногда такой пофигист, а иногда такой заботливый. но это так задумано) Брен же очень контрастный и эмоциональный
My December: Обновленная таня пан ну типа того.прода очень хорошаааа.твои словосочетания-им нет аналога: Обновленная таня пан пишет: он поет мои мысли штукатурным желе
Обновленная таня пан: My December пасиб) а я не отдыхала, все лето в городе, и тут уже в универ, так быстро)))
My December: Обновленная таня пан я 2 недели.поступала все лето.а теперь время тенется,быстрей бы уже в универ) кстати,когда прода?
dewdrop: Обновленная таня пан пишет: Брен же очень контрастный и эмоциональный Дааа, он у нас такой))) Обновленная таня пан Ты меня удивляешь и мне это нравится
Юлёк: Обновленная таня пан, спасибки. Очень светлые чувства, очень светлое настроение.
Обновленная таня пан: My December прода скоро будет)))уже пишу))) dewdrop и этим он и заваоевал наше сердце))))))) хотя мне больше по душе Райка))у него и дэрэ сегодня)))
dewdrop: Обновленная таня пан А я прям разрываюсь между ними!))) Да, у Райки сегодня прадздник)))...так, куда-то меня унесло, жду продолжения рассказа
Обновленная таня пан: dewdrop аа я тож разрываюсь между ними)))) только мне кажется что по характеру лучше райка....потому что спокойнее, а Брен он же такой взрывной и эмоцианальный....мне кажется все-таки райка..хотя голос Брена..его внешность.аааа!!!!!!!!!
Обновленная таня пан: Хочу… Но что я делаю? Я уже четыре дня живу у лучшего друга. И сейчас мы в одной постели. Почти голые. Что это вообще? И я смыкаю губы. Я отворачиваюсь от этих манящих губ. Потому что я люблю его. А он – нет. Наверное… Иногда я думаю – тогда зачем он так относится ко мне. Дает повод. Целует меня. Брен берет меня за подбородок и поворачивает к себе. Не надо… - Брен, давай выбьем эту дурь из башки. – говорю я. И чувствую его член, упершийся мне в пах. Но как же я хочу его трахнуть! - Мы не пьяны сейчас. И все же мы делаем это. Ты первый начал. О да. Я начал первый. Ведь мог бы и продолжить. Почему не отдаться чувствам? Не покориться тупому желанию? Как девка я ломаюсь. - Знаешь что мы потом друг другу в глаза не посмотрим. Что будет с нами потом? Блядь Брендон, мы сейчас лежим друг на друге, а я чувствую твой член! Брен слазит с меня и ложится рядом. Он молчит. Он сам не знает что можно такого сказать. - Я пошел. – и я иду в гостиную. Иду спать на диване. Последнюю ночь у него. И я не усну. - Я не усну Росс. – говорит он. - Пошел к черту. Я зол. Потому что это всё нелепо. Так нелепо что хочется разводить руками и округлять глаза. Восклицать наконец. Так вот это нелепо. Я сажусь на диван и закрываю лицо руками. Я уверен – он не придет. …Четыре…Пять утра. Глаза закрываются сами собой. Через пару часов я слышу как где-то сработала сигнализация и машина запиликала, ритмично подвывая где-то под окном. Я открываю глаза и прислушиваюсь. Ну конечно же помимо этой сигналки я почти ничего и не слышу. Но Брена дома нет. Значит я смогу смыться. И я, запустив пальцы в волосы, расчесываю их таким образом и закрываю двери за собой. Закрываю двери в наши с ним воспоминания. Отношу ключ соседу. И оборачиваюсь на зашторенные окна. Они все такие же. Там все те же горшочки. Он придет домой и засунет палец в один из них. И задумается. Или нахмурит брови. Во дворе стоит инвалидная коляска и я не сразу обращаю внимание на ребенка, сидящего в ней. Он одет в оранжевую ветровку и широкие штаны. Я сажусь на скамейку в тени тополя и слышу его бессвязные бормотания. Он уже должен говорить в свои года. Но он лишь бормочет. И держит головку в бок. А правая рука неестественно выгнута колесом. Я бросаю мимолетные взгляды на коляску и этот комочек жизни в ней. Мир сошел с ума. Мы сошли с ума. Жизнь действует на нас теперь как наркотик. И все хотят жить. Даже это существо. Но как тяжело тем, кто выставил эту коляску. Тяжело будет и Брендону. Когда я скажу что люблю его. Я не хочу калечить наши отношения во имя собственной любви. Не хочу. Я буду обузой. Для него и Кэт. Я друг, которого жаль покинуть. И я сажусь в душный автобус и уезжаю домой. К тому, для кого я не обуза. Для кого я просто – никто. В час пик здесь очень много машин. Они сигналят, ползут взад и вперед, разворачиваются, пытаясь проехать по проулкам. Создают заторы. Воздух накаляется от паров и становится видимым. Я смотрю вперед и вижу повисший надо мной колышущийся воздух. Машины столпились, их так много, они так плотно стоят друг к другу, что не составит труда забраться на крышу одной и перепрыгнуть на другую, пробежаться по легковушкам и преодолеть пробку. Жизнь это бег, с препятствиями. Но может быть где-то мы можем перешагнуть. А где-то и перепрыгнуть. Но есть такие высокие стены…Нужно поломать голову, чтобы перебраться через них. И ни в коем случае не обходить. Это исключено. Что ж. сначала я измерю длину стены. А потом совью лестницу. Быть может, тогда это всё и закончится. По ту сторону стены… Быть может я останусь один… в общем вот немножко))) вскоре еще будет
My December: Обновленная таня пан жалко Райана.жалко мальчишек,что они так несвободны в своем выборе
Обновленная таня пан: My December интересно как бы мы поступили если бы влюбились в подругу))) я думаю тоже страдали бы, ведь это уже несвобода
dewdrop: Обновленная таня пан Блин, ну все как в жизни...хотя я не люблю реальность, но не признавать ее было бы сущей глупостью...
dewdrop: Обновленная таня пан пишет: аа я тож разрываюсь между ними)))) только мне кажется что по характеру лучше райка....потому что спокойнее, а Брен он же такой взрывной и эмоцианальный....мне кажется все-таки райка..хотя голос Брена..его внешность.аааа!!!!!!!!! так, берем обоих, а там меняться будем по настроению
Обновленная таня пан: dewdrop dewdrop о да))) по пятницам Бренька, а по суботтам Райка..или вот так - с пон-ка по четверг - Райка, а потом Брени)
dewdrop: Обновленная таня пан Да это ладно...не могу решить кого я первого закормлю...они же все такие тощие!)))
Юлёк: Обновленная таня пан, как всегда просто прекрасно и очень глубоко. Спасибо.
Обновленная таня пан: dewdrop они бедные просто выкладываются на полную вот и худеют) вон спенсер как схуднул с этими всеми турами)))
Обновленная таня пан: Юлёк спасибо)))
dewdrop: Обновленная таня пан Пускай выкладываются...будем пирожками откармливать)))
ocean: когда продолжение?
Обновленная таня пан: ocean а вот и оно))))))))))))
Обновленная таня пан: *** - Росс, давай подождем. Не уходи. – говорит Спенс. И тыкает меня в бок своими палочками. В гараже по-прежнему горит свет. Как обычно. Мы часто зависали тут каждый вечер. А сейчас – я думаю – может сказать всё Спенсу? Ведь мы с ним так знаем… Нет. Это я знаю его. А он – нет. Он плохо знает ту темную сторону. И не то, чтобы она темная в том плане, что плохая. Просто я сам однажды занавесил окна в нее черными шторами. Недоверия? Скорее недосказанности. Я попросту жалею Спенса. Если бы мы стали популярной рок-группой – он не был бы на седьмом небе. Но этого хочет Брен. И этого хочу я. Как бы то ни было. Но Брен сейчас придет сюда. А я не хочу его видеть. Все-таки мне нужно время. Вчера мы целовались черт подери. И это было осознанно. Блядь, мы знали на что шли!! Время, чтобы успокоить себя. Оно мне и нужно. Брен конечно же поймет. Что я его избегаю. Мы ведь очень хорошо знаем нас самих. Горько. От того, что на 99 процентов я уверен в его равнодушии ко мне. И на 100 процентов – в том, что люблю его. И нужен мне только он. Увы. - Спенс. Пойду я. Так надо. - Но почему? Вы поссорились? – говорит Спенс. Прищуривает глаза. Пытается просканировать меня. - Да что ты. Все в порядке. – говорю я. Я думаю – как бы не столкнуться с НИМ в дверях. Я снова становлюсь вором. Который теперь уже скрывается. И вот я оставляю Спенсера одного и иду не домой. А куда-то совсем в другую сторону. Я еще не видел отца. Ему плевать на меня. А мне не плевать на то, что я живу с ним под одной крышей. Когда мать была с нами – он меньше пил. Он любил ее. Но себя он любил больше. На соседней улице я сворачиваю к шоссе. Иду к автобусной остановке. Иду к остановке и думаю о том, что хочу быть любовником Брендона. Интересно, он считает тот поцелуй - изменой Кэти? В автобусе пусто. Я сажусь в самый конец и откидываюсь на спинку сидения. Запрокидываю голову назад. Ветер убирает пряди с моего лба. Брендон убирал их позавчера указательным пальцем. Он убирал их так нежно. Нежнее… Я еду по пустому шоссе и сквозь открытый в крыше автобуса люк вижу голубое небо. И кусочки облаков. Они похоже на мозаику. Из них можно собрать все, что угодно. И нам часто кажется, что глядя в небо, мы видим разные фигуры. Большие и маленькие. Простые и сложные. Мы ведь сами собираем их. Наше подсознание собирает их. Эту бесконечную мозаику. Я хочу взять в руки эти кусочки. И собрать из них песню. Он споет ее. Только для меня. Я закрываю глаза. Если бы. Если бы можно было собрать из этой мозаики собственное счастье. Или формулу счастья. Мир и так сошел с ума. Почему бы и нет… Автобус приближается к городу. Глядя в ночной Вегас приближающийся за окном, я снова возвращаюсь в то время, когда мать возила меня в город гулять. А потом мы ехали домой. Может даже и на этом автобусе. Ведь он такой старый. Я снова тот маленький Ри. Я вижу женщину средних лет. Она говорит по телефону. Прижимает трубку плотно к уху. Она говорит быстро. Замолкает. Слушает. Потом опять. На лице – не проходящее волнение. Может у нее умер муж. И врач скорой помощи монотонно бросает слова, передающиеся в ее мозг – вы- миссис ТАКАЯ-ТО? Может у того мальчугана, что стоит рядом со своей матерью умер младший брат? Может миссис забыла выключить дома утюг. И теперь выкрашенный в белый, почти кукольный, домик этой семьи полыхает желтым огнем и давится черным дымом. Выплевывая его из окон. Шаблонно врач говорит – мы соболезнуем. Я не слышу слов. И не разбираю по губам. Я вижу как она убирает телефон и на уже морщинистом лице появляются слезы. А мальчишка, так похожий на нее… ее сын. Он смотрит на мать и обнимает ее. Прижимается к животу. Ему лет семь и он достает матери только до живота. Автобус трогается и я оглядываюсь назад. Женщина и мальчуган с худенькими ручонками. Они все дальше и дальше. Две неподвижные фигурки, чернеющие вдалеке. Автобус едет в гору и они остаются где-то там внизу. Автобус ползет вверх. У моей матери нет сына. Он вырос. И уже стал выше ее. И никто никогда не обнимет ее, упираясь детским личиком в мягкий живот. Когда она узнает, что ее бывший муж умер – никто не назовет ее «мамой». Когда умрет отец. Она не сразу узнает об этом. Мы порой хотим избавиться от близких. И лишь мысль об этом уже делает свое дело. Они уходят.
Юлёк: Обновленная таня пан пишет: Мы порой хотим избавиться от близких. И лишь мысль об этом уже делает свое дело. Они уходят. Иногда даже когда мы этого не хотим. Даже еще хуже: мы всеми силами стараемся удержать их. Но нет ничего сильнее смерти. Даже любовь не может победить её.
dewdrop: Обновленная таня пан Чувствую все до мельчайших деталей...это просто здорово, ты умница!)))
Обновленная таня пан: Юлёк да...слова просто очень сильны..мысли тоже имеют силу..например когда близкий болеет иногда закрадываеится мысль о том, чтобы он поскорей ушел и не мучался...и это подло..но мы - люди и значит способны на подлость. на все способны по идее...
Обновленная таня пан: dewdrop спасибо)))) пишу проду))стараюсь уложиться)))
Юлёк: Обновленная таня пан пишет: но мы - люди и значит способны на подлость. на все способны по идее... Да, люди - самое страшное, что есть на этой планете. Еще страшнее их желания и мысли, они убивают. Иногда делается страшно, когда понимаешь, что простое слово может стать причиной смерти.
Обновленная таня пан: Юлёк потому что слова имеют особую силу....
Юлёк: Обновленная таня пан пишет: потому что слова имеют особую силу.... Очень страшную силу, которая может разрушить все, что угодно.
Обновленная таня пан: Юлёк а иногда слова лечут душу...странно и парадоксально..вот это я написала, кажется очень походит к моему герою..а именно к райану... *** Осень в центре. Играет на крышах. Машины на Ленина. И ты поднимаешься выше. Какие-то эмо плачут под Мерлина. Но ты поднимаешься выше. Широкая лестница. Гулко топочут балетки. Куда-то мчатся геологи. И первокурсники-марионетки… Ведут к расписанию уставшие ноги… Окна по коридору. Распахнуты настежь. Непокорные волосы. Ты потом их покрасишь. Так холодно. И ты мерзнешь в свитре. С теплом покончено. Осень ползет по палитре. Наверное, слова эти мало что значат. А кто-то прочтет и запомнит. Заплачет? Все это возможно. Как эмо заплачет. И многие втянутся в аудиторию, И зав расскажет нам про Америку, На первом – заглядывают в лабораторию, А я скриплю на втором. Сочиняю лимерики. А если подняться повыше… И там ничего… И я смотрю на тебя. Что-то пишешь… Диктуют учителя… И ты не видишь меня. Но если брать выше… То это рассеется. И расползется по крышам. Сольется печалью. Со звуком колоколов. Останется прошлым и начнется с основ. А будущее… Подождет. Быть может и мы подождем. И осень наступит две тысячи раз. И сказано будет множество фраз. И тысячу раз мы успеем… Промокнуть под теплым дождем. И сверхмиллионно посмеем Поджечь нашу осень вдвоем. И может мы редкостно пожалеем. Но наверняка. Всё это. Переживем…
Обновленная таня пан: вообще оно адресовано моей подруге, но она не такая как райан..далеко......
Юлёк: Обновленная таня пан, очень красиво. Много эмоций, много слов. Нет описаний, но все понятно и это трогает, спасибо тебе, это прекрасно.
Обновленная таня пан: Юлёк спасибо что тебе понравилось...большое спасибо...))))
My December: Обновленная таня пан А мне тоже стихотворение понравилось!Понравилось,что рифма такая необычная.Даже и не рифма,но так и надо,так оно будет правильным.
Обновленная таня пан: My December спасибо что понравилось))) да, вроде рифмы и нету, но надеюсь ритм я соблюла)))надеюсь, иначе читать было бы противно
Cherry EmoGirl: Не хочу быть банальной,но.....ПОТРЯСНО!!!!!!!!!!!!!
Обновленная таня пан: Cherry EmoGirl спасибо))ты не банальна)))потрясно - мне такого не говорили)))очень приятно)))
Обновленная таня пан: Обновленная таня пан
dewdrop: Обновленная таня пан Как твой постоянный читатель, жду продолжения))
Cherry EmoGirl: Я тоже жду ПРОДУ!!!
Amira: И я тоже :)
Обновленная таня пан: *** Шоссе уходит вверх. Мои русые волосы. Растрепанные от быстрой езды. В прядях отражаются красноватый закат и песочные облака. Пряди мягких волос тоже становятся красноватыми. Блики заполоняют лобовое стекло. Я прищуриваю глаза и вижу свое отражение в стекле. Они почти огненно-рыжие. Мои волосы. От горячих лучей ладони раскраснелись. И когда рукав пиджака чуть задирается, стоит мне пошевелить рукой, молочно белая кожа сверкает белизной на солнце. В контраст красным пятнам на ладонях. И разлившемуся томату на сливочных облаках.. Я еду домой. Еду недолго. Меня не пугает одиночество. Оно ждет меня. Ждет везде, где только я есть. Говорят, что у одиночества нет лица… Быть может, они правы. Но Я ношу его лицо. Я сворачиваю на свою улицу. Здесь темно. В моих окнах темно. Я бросаю взгляд на соседний дом. Там уже никто не живет. Кэти живет теперь далеко отсюда. Этот дом без стекол и дверей. Чердак открыт настежь. Внутри наверняка до сих пор очень сыро. Когда-то там было вдоволь пены. Когда-то он горел. Горел так, что блики от огня играли над улицей в воздухе, грозясь отразиться в небе и поджечь и его. Воздух вокруг был таким горячим. Словно сидишь совсем рядом к костру и смотришь на огонь, лицо жжет, но отходить не хочется, потому что ты заворожен. Или просто напросто жутко замерз. Постепенно дом разваливается. По ночам я слышу как доски отходят от пола. Как они гниют. Как фундамент проседает в землю. Иногда Брендон говорит, что это я поджег дом. Иногда Брендон бывает очень резок. В последнее время. Это все из-за Кэти. У них проблемы. - Скажи мне. - Что сказать? - О чем ты думаешь. - Брендон, я не понимаю. Чего надо то? – я уже раздражен. - Тебя что-то гложет…знаешь. В последнее время особенно. - А что и до этого тоже наблюдалось? – я пытаюсь понять, насколько он проницателен. - Не знаю. Может быть. Меня бесит этот разговор. Сейчас я еду в машине и вспоминаю его. Иногда кто-то близкий и родной спрашивает тебя: всё в порядке? И ты говоришь: да. Да, конечно. А на самом деле…все это вранье на самом деле! Но ты все равно говоришь это чертово да!!! У тебя проблемы в отношениях с этим человеком, что-то не клеится, что-то недоговаривается, но ты врешь. Это подло, но увы часто так мы и делаем. Хочется сказать, поделиться, рассказать наконец-таки то, о чем ты умалчиваешь. Но ты подло врешь. По привычке. Или боясь сказать. У меня и то, и другое. Мне уже надоело. Но сказать чертово «люблю» - страшно. А может я упиваюсь этим своим несчастьем. И настолько привык к нему, что уже хрен скажу ему о своих чувствах. Это паранойя. Или мне не настолько еще все это осточертело… Брен зайдет, предложит кофе, я кивну и как бы между прочим скажу – Брен. Я люблю тебя, знаешь. Ничего особенного…в порядке вещей. Тогда он точно прольет чертово кофе на пол. А потом может и на меня. И скажет, что я педик. Чертов извращенец. Я набираю в рот воздуха. Задерживаю. И выдыхаю. Захожу домой. Пусто. Темно. И так же не хрен пожрать. Что я мучаюсь? Мне внезапно в голову приходит мысль. Я ведь могу говорить ему это каждый день, каждую секунду. Просто я имею на это право. Мы ведь друзья. И он тоже может сказать это мне. Ничего не подозревая… Но будет еще хуже потом. Когда мне надоест и эта обманчивая любовь. Он –то будет говорить искренне. А я буду опять врать. И уж конечно если он догадается. Даже если он догадается, он не побежит ко мне, сказав, что тоже безумно меня любит, ведь…как это будет называться?! Мои мечты… Я устал от этого дневного интервью. Мы были в большом помещении, снаружи похожим на ангар. Оно было оцеплено красно-белой лентой для пущего привлечения внимания проходящих мимо людей. И нас все спрашивали и спрашивали. Я улыбался. Не смотрел в камеры. А Брен как обычно валял дурака и нес всякую чушь. Камеры как-то действуют на него. Магическим образом. Мы популярны. Так быстро. Что-то изменилось в жизни группы. Многое, я бы сказал. А в нашей с НИМ жизни – ничего. Все по-прежнему. Он с Кэт. Я… я один. Сейчас они живут вместе. В большой квартире в центре города. А я продаю мой дом через две недели. Отцу было бы жаль? Он плевал на все это. Да и сейчас…сейчас ему все равно. Страшно говорить, но под землей не жалеют. Ни о чем.
Обновленная таня пан: эх, времени совсем нету, вот маленький отрывочек, всё для вас, дорогие мои)))) в скором времени еще закину)))
Обновленная таня пан: эх, времени совсем нету, вот маленький отрывочек, всё для вас, дорогие мои)))) в скором времени еще закину)))
dewdrop: Обновленная таня пан На улице дождь, в душе тоже...мне безумно нравится твой рассказ, надеюсь твое вдохновение всегда будет с тобой
Юлёк: Обновленная таня пан, очень жизненно, каждый раз читая твои рассказы вспоминаю свою жизнь. Многое происходило со мной, многое я испытывала на собственном опыте. Вспоминать об этом немного грустно, но помнить об этом нужно. Спасибо тебе.
My December: Обновленная таня пан пишет: но надеюсь ритм я соблюла)))надеюсь, иначе читать было бы противно я в этом не разбираюсь,но читать было приятно.значит-соблюдала Обновленная таня пан пишет: А может я упиваюсь этим своим несчастьем. знакомо... все здорово,интересные выражения,правильные предложения.как всегда...хорошо.ждем-с
Обновленная таня пан: Единственное, что меня радует – редкость их встреч. Мы ведь так часто на съемках. После релиза альбома так и подавно. Мы постоянно вдвоем. Может я злорадствую. Может – схожу с ума. Но я сплю с ним в одной постели. Он сразу же засыпает. Он устает очень. А я лежу и слушаю. Слушаю его дыхание. Такие минуты. Они сокровенны…Я люблю эти моменты. Но в последнее время я стал каким-то злым. Озлобленным даже. Сарказм так и пышет во мне. я думаю- как ни прискорбно – но именно я сплю с ним в одной кровати, я – завтракаю с ним по утрам. А не Кэт. И я снова вор. Я краду те минуты, что предназначены им двоим…им двоим… Но наверное это неправильно, ведь так? Сестра не влюбляется в брата, племянница в дядю, подруга в подругу…И мы. Я бы верил в эту чушь, если бы не один факт. Я люблю уже слишком давно. И это уже не ребячество. И мне уже не семнадцать лет. Я люблю эти темные глаза, чуть прикрытые когда он поет. Люблю этот удивительный голос, когда он разносится по студии или даже просто так, по утрам. Он поет в душе. Напевает за завтраком в каком-нибудь отеле, где мы останавливаемся. Когда я слышу его, я чувствую себя слабым. Очень слабым. Но это слабость как после долгой и упорной работы. Как награда… Он наверняка догадывается. Или мне хочется в это верить? Я думаю – я мог бы устать от всего этого. И я устаю. Каждый вечер. А утром снова хочу любить. В моем худом теле очень много любви. И ее хватит. Хотя бы чтоб пережить завтрашний день. *** Вот он. Завтрашний день. Я сижу в автобусе и не верю своим глазам. Брендон взял с собой Кэти!!! В эту поездку. В нашу с НИМ поездку. Может, конечно, я загнул про «нашу поездку», но…какого хера? Спенс и Джон не берут своих девушек в туры группы. Это двухнедельный тур по Америке, с визитом в Канаду. Две недели мы будем играть в разных городах, будем все время вместе, нашей группой, нашей!!! Две недели я буду сходить с ума окончательно. И в голове крутилось лишь одно – КАКОГО ХЕРА?? Всю дорогу я теперь буду вынужден смотреть как они держат друг друга за руки, целуются и тому подобное. Бред. Я – чужой. И именно в этот момент в голове мелькнула еле заметно одна мысль. Как маленькая, еще не выросшая мушка. По мере того, как длится поездка, она нарастает. Становится чернее. Объемнее. У нее вырастают прозрачные сильные крылышки. И вот в один из заключительных дней тура она вырывается на свободу. Из подсознания. Подлыми словами. Словами правды. Хотя тут я не лгу. Хоть кому-то. *** Я пью уже пятый стакан виски и изредка кошусь на Брена. Этот вечер – последний. Интересно, что я думал, когда называл его последним. Завтра мы едем домой. И я понимаю – Спенс, Джон, Брен и Кэт – все они расслабляются сейчас, мы – компания, все должно быть хорошо. Но я напиваюсь и остановить себя…Увы, не в силах. Эти две недели как ни странно – они вообще не ссорились. Он был таким заботливым, внимательным с ней, будто на зло мне! Мы почти не общаемся с ним. Неужели у них и вправду всё так замечательно. Или он пытается создать иллюзию. Когда я спрашиваю что у них за проблемы такие, он не говорит. Он отмахивается от меня как от мухи. Надоедливой мухи. Когда мы с ним вдвоем – он звонит Спенсу или Джону, зовет их составить нам компанию. Мы почти никогда не остаемся вдвоем. Хотя я часто вижу его с Джоном или Спенсером. Он избегает меня. Или это я слишком мнителен. Или свихнулся к чертям. И сейчас я смотрю как он прикасается губами к ее губам. Нет. Это невыносимо. Я ухожу. Как-то в моих зубах оказывается сигарета. Я уже не помню кто и когда дал мне закурить. Но я стою, подперев стену на заднем дворе. И втягиваю в легкие едкий табачный дым. Когда-то я был нищ, как церковная мышь, но сейчас у меня есть деньги. Которые я сам зарабатываю. Но счастье не обретено. Как и годы назад. Так и сейчас. Я стою и чувствую как меня вшторивает от сигарет вперемешку с виски. Дверь позади тихо скрипит железом о петли. Рука на моем плече. Он пришел. Я даже не оборачиваюсь. - Ты куришь? Брендон обретает голос Кэти. И ее обличье. Так и знал. Ему плевать на меня. - Как видишь… - выдавливаю из себя я. Боюсь повернуться. Меня занесет. И я упорно делаю вид, что трезв как стеклышко. - Райан, ты какой-то угрюмый в последнее время. Что-то случилось? Мы говорим шаблонами. - Последнее время это две недели. – говорю я. Это не вопрос. Это утверждение. - Это…из-за меня? – говорит Кэт. Все. Бомба взорвана. - Какая лесть, неправда ли? - Что ты имеешь в виду? – Кэт смотрит на меня и правда не понимает. И тут мое подсознание просыпается. Сбрасывает одеяло алкоголя. Пробивается сквозь его туман. И это мысль. Она уже не может быть лишь мыслью. Черной и подлой. Она обретает статус слова. - Кэт. А у вас. У вас какие-то проблемы? Кэт смущенно опускает глаза. - Может быть Брен слишком много скрывает от своей милой Кэти? И она не знает как пару лет назад мы трахались, - я делаю особенный акцент на этом слове, - на той самой постели, где ты, ты с ним спала!! Ночами! Кэт качает головой, бледнея. Закрывает лицо руками. - Как я смотрел в окно каждый раз, когда вечером ты целовала свою мать и уходила! И я знал, черт, я знал, что ты идешь к нему! А я любил его. Любил, блядь! И до сих пор люблю! Я кричу на нее. Я выше ее и сейчас она сжимается, отходит назад и будто становится еще меньше. - Что ты говоришь такое..Не верю, не правда, не надо! А я все говорю. Говорю то, что копилось долгие годы. Мне плевать на то, что она дрожит. Плачет. Рыдает. А я уже ору, в ярости размахивая руками. - Райан, замолчи, прошу тебя!! Райан. Райан. Райан!! – она срывается на крик и я замолкаю. - Он никогда, никогда мне не говорил! Он сказал, что нам нужен последний шанс. Что он запутался, что он не хочет терять близких людей, но…эти две недели…ОН сказал что любит меня! Райан, что ты такое говоришь! Ты пьян, я ненавижу вас обоих! Из-за тебя! Кэт хватает меня за запястья. Встряхивает, отнимая руки от лица. Она еще что-то кричит и бьет меня в грудь, но я уже далеко. Я отталкиваю ее. Наверное слишком сильно, потому что она исчезает перед моими глазами. И уже на земле. Я иду к стоянке, свернув за угол, и уже отдалившись слышу голос. Его голос. И ее крики. К черту. Моя машина срывается с места. Через минуты нахлынувшего облегчения, даже злорадства, я внезапно сбавляю скорость. Я резко останавливаюсь на пустом шоссе. Если бы. Если бы я ехал днем – я был бы уже мертв. Днем в этой части дороги очень много машин. Здесь никто не сбавляет скорость. Да лучше бы я был мертв!! Дверца машины открыта. И вот я уже на земле. Холодной жесткой земле. И слезы…как же я задыхаюсь от слез. Что же я сказал только что? Кому? Ради чего? Ради минутного облегчения. Выговорился, бля. За все эти мучительные годы. Бедный, несчастный. Я уже сошел с ума. Я уже скатился. Зачем тащить за собой их? Что бы так же больно было. Вот ответ. Я царапаю лицо и трясусь от слез. У меня один выход. Я – ничтожество. А таким в мире не место. В этом поганом мире. Но даже в этом мусоре я – лишнее сцепление атомов. В голове уже созрело решение. Оно жило во мне очень долго. И теперь наконец-таки воплотится в жизнь. И я еду в гостиницу. Нервно открываю дверь. Я спешу. Судорожно шарю по аптечке. И не думаю. Выпиваю все, что там есть. Я глотаю чертовы таблетки, давясь ими. Тошнит. Но я запихиваю еще и еще. Кашляю. Исхожу слюной. Яростно разрываю упаковки. Глотаю с водой или без – без разницы. В голове как молотом по наковальне – я не должен жить. Выворачиваю краны в ванной. Холодное дно. Одежда липнет к телу. Раз…все эмоции, вся злость, бешенство умирают во мне. Глохнут. Два – становится так спокойно. Три – мой некролог…им станет саморазрушение. На столе разбросаны пустые упаковки. Рука резко дергается – по поверхности стола – весь этот мусор уже на полу. На гладкой поверхности лежат четыре таблетки. Четыре… Я дотягиваюсь до них уже слабеющими пальцами и сгребаю в ладонь. Четыре- вот они передо мной. Прямо на уровне глаз. В Китае число четыре считается роковым. Четыре «си» - звучит как смерть в стране великой стены. Поэтому ни в одной больнице Китая нет палат под номером четыре. Четыре…и я запихиваю в рот четыре таблетки. Судорожно проглатываю их. Вода уже касается плеч. Подступает к шее. Это моя палата…палата номер четыре. Палата смерти. Вода уже на уровне глаз. Я закрываю их. Да здравствует моя отдельная палата… В мое тело воткнули маленькие шланги и вкачивают по ним воду в меня. Тысячи маленьких трубочек. Они заполняют водой меня. Я разбухаю. Отекаю. И так тихо…тихо. спасибо всем за прочтение!!! времени у меня почти не хватает, но я пишу)))это предпоследняя часть, последняя уже дописана и осталось ее лишь перепечатать,надеюсь в скором времени это сделать)))
dewdrop: Обновленная таня пан Как всегда буря эмоций...ты великолепно пишешь!
Обновленная таня пан: dewdrop пасиба!!!! я знала, что тебе понравится)))
Обновленная таня пан: *** И где-то с треском падает вовнутрь коридора легкая дверь. Выбитая плечом. Цепкие пальцы жизни хватают меня за шею. Вынимают из воды. Так резко. Воздух наполняет легкие. Перемешиваясь с водой. Вот рту становится кисло. Вода заливает глаза. Разъедает их хлоркой. Воздух. Поток такой мощный, что я взмахиваю руками и прерывисто прошу вернуть меня обратно. Я не слышу самого себя – вода. Может я говорю это. Может просто эти слова проносятся в моей голове. Не надо. Пожалуйста. Я хочу умереть. Я люблю тебя. И только там я не причиню никому боли…Там ни о чем не жалеют. Уже не страшно это говорить. Люблю тебя…Эти слова вокруг меня. Звуковая атака. Я чувствую как два собственных пальца оказываются у меня во рту. Все то, что я проглотил. Я открываю глаза и вижу все содержимое моего желудка. Упираюсь коленями в твердый холодный пол. Мне холодно. Брендон держит мою замершую руку. Пальцы в слюне. Пытаюсь сказать, что мне холодно. Он хватает меня за плечи и сжимает в своих руках. Его теплое дыхание. Меня трясет. Люблю тебя…Да. Но мои губы сомкнуты. И я поднимаю голову. ОН говорит их. Он целует меня в сжатые губы. Я умираю. Мне так кажется. Повсюду столько воды. Сквозь нее виден белый кафель. Его белизна мутная, вода искажает картинку. Я снова поднимаю глаза. Они не врут мне. Я не ждал тебя. Я не думал о таком исходе. Ты хочешь чтобы я жил. Внезапно вспоминаю все его смс. В два слова. Мои вопросы. Его двухсловные ответы. Электронные. И в жизни. Вспомнил. Теперь можно забыть. Это был выбор. Между нами двоими. И он сделал его. Я не рад. Мне не горько. Может быть, я не все еще понял. Может быть, это вода и таблетки. Но впервые, впервые за всё время мне спокойно. Так спокойно. В его руках. Мне столько нужно сказать ему. Брендон, ты даже не представляешь сколько. И он расскажет мне. Расскажет как тщетно пытался отбросить нашу связь и мысли о ней. Как пытался заставить себя любить ту, к которой был привязан. Как понял однажды – мы не отпустим друг друга. И плакал, когда Кэти засыпала. Писал письма и рвал их, сжигая слова, надеясь, что с ними сгорит и эта любовь. И обманывал. У него хорошо это получалось – скрывать. Лгать. Как и у меня. Мы ненавидели друг друга. Себя. Весь мир. И знали, что в жизни каждого – есть тот самый человек, что не отпустит. Никогда. У меня – он. У него – я. Мы совпали. Чтобы уже никогда не отпускать друг друга. …В один вечер я попрощался со смертью и встретил жизнь. Слишком много для одного вечера…Но я побывал на пороге. Бывает ли такое? Я был готов к смерти. Но я прощаюсь уже с ней. Когда тебя ждут по ту сторону. Когда хотят твоего возвращения. Ведь под землей ни о чем не жалеют. Там правит равнодушие. Мне еще не время туда. Поэтому отвечу – БЫВАЕТ. Такое бывает.
Обновленная таня пан: вот и все...последняя часть дописана...они вместе)))это главное)))
dewdrop: Обновленная таня пан пишет: вот и все...последняя часть дописана...они вместе)))это главное))) Как же я люблю счастливые концы...ты просто молодец! Жду новых творений!)))
Юлёк: Могу сказать лишь: браво. Это великолепно.
My December: Обновленная таня пан пишет: Я резко останавливаюсь на пустом шоссе. Если бы. Если бы я ехал днем – я был бы уже мертв. Днем в этой части дороги очень много машин. Здесь никто не сбавляет скорость. Да лучше бы я был мертв!! Дверца машины открыта. И вот я уже на земле. Холодной жесткой земле. И слезы…как же я задыхаюсь от слез. знаешь,что мне это напомнило?"Герой нашего времени",когда Печорин скакал на коне за Верой,а потом упал на землю и плакал. Здорово,что все хорошо закончилось.Они созданы друг для друга...
Обновленная таня пан: My December о кстати да, про печорина это точно))) я читала еще в десятом классе))спасибо за прочтение, рада что понравилось))) было очень жалко расставаться с рассказом, привязалась уже так к нему
Eternal_Sadness: Обновленная таня пан, мне понравилось) Недочёты, конечно, есть, но сам фик интересный, к тому же, мне нравится стиль написания. Очень хорошие и необычные описания чувств, эмоций, мыслей. Редко когда можно найти что-то оригинальное *конечно, столько-то прочитав =Е*, в основном попадаются не самые лучшие творения, где полно привычных фраз и сравнений. Да, вот суицид я в фиках не люблю, но здась он тоже представлен не так, как обычно. В большинстве случаев, герои решаются на самоубийство словно от скуки. Дело было вечером, делать было нечего...(с), вот они страдают, страдают, пока им в голову не придёт гениальнейшая мысль о том, что можно ж и не жить-то =\ Но здесь такое решение приходит спонтанно, от обиды, ощущения собственной ненужности и страха. Вот в этом случае, его решение убить себя не вызвало у меня недовольного выражения лица х) И всё-таки ещё раз скажу, что мне понравились описания мыслей. Необычные, у меня часто такие вот отвлечения происходят. Сначала что-то увижу, а потом мысли уже сами несут куда-то... И хэппи-энд В общем, не буду долго расписывать, просто скажу, что ты молодец Только фику не помешала бы бета, а так всё отлично
полная версия страницы