Форум » Fan Fiction » «Жизнь без правил. Такова реальность» NC-17, Брендон/Райан » Ответить
«Жизнь без правил. Такова реальность» NC-17, Брендон/Райан
Обновленная таня пан: -название: «Жизнь без правил. Такова реальность.» - рейтинг: NC-17 - пейринг: Брендон/Райан - жанр: AU с элементами Sequel
Ответов - 109, стр:
1 2 3 4 All
Обновленная таня пан: Юлёк я сама как предствалю..так соезы наворачиваются))) экспрессия сюжета)))
dewdrop: Да, Райка у нас чувствительный Надеюсь это последнее его серьезное испытание)
Обновленная таня пан: dewdrop переживет сейчас долгую адаптацию к ранам и хватит с него испытаний)))
Обновленная таня пан: Я лежу здесь в пустом, холодном доме. Чуть приоткрываю рот, дотрагиваясь языком до распухших, растрескавшихся губ и сдвигаю брови. Боль. Такова моя жизнь. Тело так ломит, что любое движение похоже на очередной удар. Я пытаюсь встать. Точнее это лишь жалкая пародия – я шевелю второй рукой, но она не хочет мне поддаваться. Я ее не чувствую. Я все время пролежал на ней. Она просто отнялась. Я встаю на колени. Голова кружится, я цепляюсь руками за ручки кресла и оставляю на светлых подлокотниках красные пятна. Я очень хочу встать. Такова моя жизнь. Сейчас. Сам факт, что я уже смог встать на колени, смог согнуть их, говорит о том, что я еще хорошо отделался. Чудом ничего не сломано. Интересно, на что сейчас похоже мое лицо? Я боюсь, что если я сейчас встану на ноги, то снова упаду, а тогда точно не смогу подняться потом. Я стою на коленях, опустив голову на кресло. Пока кровь не начинает циркулировать по моему телу. Темнеет уже окончательно. Я рискую. Но я встаю. Держась за стены, косяки, шкафы и тумбы я добираюсь до ванной. Включаю свет. Зажмуриваю глаза. Подхожу к зеркалу. Открываю глаза. Передо мной – бледный шатающийся парень. Губы разбиты, у носа запеклась кровь, щеки ссадят, и тоже в крови. Чье это лицо? Неужели мое? Такова моя жизнь. Во сколько обходится она мне? Какова ее цена? Я открываю воду в кране. Засохшая кровь на руках размокла и оставляет на ручках крана красные разводы. Подставляю ладони и…вода разъедает лицо, пронзает каждую клетку кожи, словно мне прыснули серной кислотой. Все ссадины в один момент начинают болеть. Я издаю стон за стоном, пытаясь не шевелить треснувшими губами, лицо сводит от боли, от малейшего движения, напряжения мышц…Набираю в рот воды и выплевываю. Благо что не с зубами. Пары зубов все-таки нет. Я ощупываю языком опухшие десны. Закручиваю кран и по стенкам выхожу из дома, захватив ветровку с капюшоном. Чтобы людей не испугать на улице. В комнате Кэт темно. Она снова у Брендона. *** В гараже горит свет. Я еще издалека слышу звук тарелок. Спенс вдаривает по новым тарелкам. А они ничего. Звук хороший. Спенс – профессионал. Когда я подхожу к гаражу – звук прекращается. Спенс их ставит. Диапазоны расширяет. Я вхожу и стараюсь не попадать под свет. - Росс! А я… - и он замолкает. Он заметил. - у тебя кровь на… - он подходит ближе, слишком близко, и я поднимаю лицо. Капюшон, накинутый на голову, падает. Спенс округляет глаза. - Это отец? – говорит он. - Почему ты так решил? – говорю я, чувствуя как расширение кожи щипит мои губы, когда я приоткрываю рот. По-моему я безумно шепелявлю. - Ты вчера был дома…и я видел как он пьяным туда зашел…Райан, у тебя ничего не сломано? Твое лицо…надо скорую! - Нет! – говорю я, - Не надо. Спенс, я в порядке. - Ну да! Хорошо, скорой не будет, но ты сегодня останешься у меня и обработаем раны. Ты выглядишь как Крюггер. И я не позволю тебе шарахаться сейчас где-то…по ночам в таком состоянии…он ведь никогда не бил тебя, что случилось? – Спенс убирает тарелки в коробку. - Потому что я всегда молчал. Терпел. Подчинялся. Мать тоже однажды не вытерпела. И ушла, но это было очень давно. Спенс качает головой. - Пойдем. Все будет хорошо. Я почти не нахожу мыслей в своей голове. Я просто подчиняюсь Спенсу, его голосу и иду следом. У Спенсера дома тепло. Пахнет булочками. Я сразу вспоминаю младшие классы. У них есть комната для гостей. Там я и проведу ночь. Я слышу как Спенс о чем-то тихо переговаривается с матерью на кухне. Видимо, объясняет. Мне внезапно становится так погано. Так стыдно. Зачем я здесь? У них такая семья, а я поганю этот дом своим нахождением здесь. И я ухожу. Тихо. Иду по улице, сворачивая в проулки. Чувствую себя вором. Укравшим человеческий покой. Укравшим частичку человеческого тепла, домашнего очага. Когда я уже далеко в кармане что-то начинает шевелиться. Я засовываю руку в карман и нащупываю мобильный. Это Брендон. - Ты где? – сразу доносится до меня после нажатия на кнопку приема вызова. - По улице иду. - А что с голосом? - Не знаю… - Росс, доберешься сейчас до меня? - Хорошо. – и я кладу трубку. Я совсем забыл, что шепелявлю и охрип. Я тут же отключаю телефон. Ведь если Спенс позвонит… Что я ему скажу? *** Поднимаюсь по лестнице. Звонка нет, а стучать костяшками пальцев очень больно. И я пинаю дверь ногой. Почти тут же Брен открывает ее. В коридоре темно и он видит лишь мои очертания. Я вхожу в его квартиру и думаю – а как же он отреагирует? Не как Спенс. Это точно. Он всегда одет с ног до головы, когда я с ним наедине. Даже рубашки он застегивает до конца, у самой шеи. Как будто боится чего-то… Мы оба помним ту ночь. В гостиной тоже темно. Я стою в проходе и наблюдаю как он пересекает комнату. Чтобы нажать на выключатель. Щелчок. И все. Свет уже будет гореть. Я втягиваю шею куда-то в капюшон… - Подожди-ка. Это что? – Брен уже рядом и снимает с меня капюшон. Я молчу. - Что это, Росс? Черт бы тебя побрал! – он встряхивает меня, схватив за плечи. - Брендон… - Что Брендон? Отвяжись? Росс, что произошло? Телефон звонит. Он подносит его к уху и смотрит на меня. Я почти уверен, что это Спенс. - Да. Да… Ага. Ладно. – всё, что я слышу. - Он избил тебя? Росс, почему ты мне не сказал? Ведь все могло быть еще хуже, вдруг он бы тебя убил? ты – придурок, ты вообще не знаешь цену жизни? - Да и так уже все хреново! Брен! – рявкаю я в ярости, тут же прижимая сбитые кисти к распухшим губам. Боль… Он придвигается ко мне и расстегивает молнию на ветровке. - Что ты делаешь? – говорю я. Этот жест внезапно вливает в мою кровь какое-то холодящее волнение. Словно замораживает быстрый поток, циркулирующий у меня в теле. По кругу.
dewdrop: Бедный Райан...ну по крайней мере он в надежных руках Брена Обновленная таня пан Ты умничка!
Юлёк: Много боли, но как всегда очень красиво. Спасибо.
Обновленная таня пан: - Снимаю с тебя ветровку. Поднимай руки. Я покорно поднимаю руки. Теперь и майка. Оказывается в руках Брена. Он смотрит на мои ссадины на голом торсе, на страшные синяки, безобразно растекшиеся по груди и бокам, кровящие царапины. Смотрит лишь пару секунд, но мне почему-то кажется, что я тут стою голый и он, блядь, пялится на мой член! Я – извращенец. - Иди в спальню. Я сейчас. – он уходит с моими вещами в ванную. Мы оба – извращенцы. В ту самую спальню. Я сажусь там на краешек кровати и кошусь на постель. Когда-то давно…все так как есть сейчас – то же покрывало – как он сжимал его в руках, когда… Кровать стоит на том же месте. Цветы в горшках – те же. В тех же горшках, черт бы их побрал. Смотрю на кровать. А вижу как он опустил мне голову на грудь, как водил пальцем по голой груди. Как тяжело дышал. Касался влажными губами моего тела. Брен входит в комнату с какими-то пузырьками, ватными пластинками и бинтами. Включает свет. - Сидишь в темноте – говорит он, ставя всё это на пол. Я думаю – мы трахались с тобой в темноте. Дай повспоминать. - Это что? – спрашиваю я. - Химия. Будет больно. Сначала лицо, потом тело. – он берет стул и садится на кровать. Стул скрипит, кровать тоже скрипит. Интересно, она недавно начала скрипеть? Кэт слишком часто ходит сюда. - Я не хочу – я останавливаю его руку. Брен смеется мне в лицо. - Пошел к черту! Хочешь так ходить, людей пугать, а потом разлагаться потихоньку – улыбается и отстраняет мою руку, придвигаясь еще ближе. Я покорно закрываю глаза. Подбородок. Так жжет. Лучше бы я разлагался. Точнее продолжал разлагаться. - Брен. Что это за херня? Жжет! – я не знаю куда деваться от боли. - Ничего плохого. Сейчас промокну и все. А кое-что заклею. Например. Вот этот порез. Марианская впадина. Ты – сукин сын. Не дергайся. Я думаю – мне причиняют боль какие-то порезы, а сейчас где-нибудь в Анголе в национальном парке Камея идет акция – помоги бедным африканским детям не умереть от голода. Усынови хотя бы одного. Брендон осторожно прикасается к многочисленным ссадинам, изрешетившим мою кожу. Стирает кровь с лица, а я стараюсь терпеть. Всё лицо пронзает боль, но я сжимаю зубы. Я думаю о том, как он сейчас смотрит. Как он выглядит сейчас. Как чуть приоткрыты его алые губы. Если бы мы сейчас были пьяны как в ту ночь, он бы вновь коснулся моего уха губами и прошептал «войди в меня». Или нет? Тогда, на следующий день мы почти не разговаривали. А потом с Кэт у него все наладилось. Хотя мать Кэти все еще не доверяет ему. - Росс, тебе очень больно? – я открываю глаза. Видимо, я так задумался, что начал стонать от боли. Она была во всем теле как паразит, уцепившись за гладкую мускулатуру кишечника. А эта жидкость. Она разъедала всё лицо как тот горький опыт с водой у меня дома. Брендон говорит чтобы я лег на кровать. Хорошо, что она мягкая, иначе бы я умер от боли. На спине тоже были ссадины и лопнувшая кожа. - Сними их. – Брен сейчас стоит ко мне спиной и я не вижу его глаз. Я расстегиваю джинсы. Но снять их не в силах. Я внезапно вспоминаю, что уже около суток ничего не ел. Я поднимаю глаза. Брен уже стоит лицом ко мне и смотрит как я тщетно пытаюсь снять джинсы. - Давай. – и он стягивает их с меня, при этом чуть расширяя зрачки, еле заметно. Мое тело. Оно ужасно. Нет живого места. Ни одного. Я лежу перед ним в одних плавках с пластырем на правой скуле. Но чувство как будто я лежу абсолютно голый. Он садится рядом, забравшись на кровать с ногами. Мне становится жарко. Хочется пить. Я облизываю губы, тут же морщась от боли. Слюна тоже расщепляет раны. Медленно белоснежная пластина прикасается к каждому кровавому основанию на моей груди, не пропуская ничего, вживается вовнутрь и кажется, что кожу пронзает насквозь огненным потоком спирта. Каждое прикосновение тем не менее прекрасно. Ужасающим спокойствием и методичностью. Белоснежная как снег в лесах, где не ступала нога человека, пластина напоминает сливочный торт, политый малиновым джемом. Тело горит. Горит от боли. От стыда. От безысходного существования. От чувства. И от нежных пальцев случайно задевших кожу. Может, это бред, может у меня жар, но мне горько. Горько от того, что мое тело похоже на труп. Горько от того, что где-то над душой спустилась ручка унитаза и смыла мою внутреннюю невесомую субстанцию. Пара грамм. В канализацию. И теперь она растворяется с мутной дрянью в гулких подземных тоннелях. Кто знает, быть может она сейчас – прямо под нами. Горько от того, что жизнь не станет лучше настолько, чтобы быть счастливыми постоянно. Люди – тронутые рассудком счастливы беспрестанно. Но это лишь единицы. Жалкая горстка. Горько от того, что неизбежно те, кого я люблю когда-нибудь уйдут. И это может случится в любую секунду. Просто я этого не жду. Никто не ждет. А когда они уходят – капают слезы. Кричит непонимание. А ведь люди просто были не готовы. Они не ждали. И поэтому не понимают. Горько от того, что мир уже никогда не станет лучше и идеального воплощения нет в людях. Несовершенен мир. Но все же… Именно такой жизнью мы дорожим. Все-таки эти необтесанные углы мира вызывают восхищение. Они совершенны в своей недоработанности. - Райан, Рай, ты меня слышишь, Райан? Я вздрагиваю и открываю глаза. Брендон наклонился. Его лицо очень близко. Так что в глазах двоится. Он испуганно смотрит на меня. Наверное у меня мутные глаза. Его пальцы осторожно касаются моей щеки. Я поднимаю руку и беру его мягкую ладонь. прижимаю ее к своим губам. Раны на лице разъедает солью. Но я привык уже к боли. - Не надо. Не плачь – он пытается отнять руку. Хочет смахнуть с лица слезы. Зная как это больно. Слезы и пот мешаются в одно. Я горю. Он поднимают меня, обхватывая за спину. Поворачивает к себе. И вот я прижимаюсь к его груди. Когда тебя жалеют, хочется плакать еще сильнее. И я плачу. Капает темная перламутровая капля из потрескавшейся губы. Мое посиневшее тело содрогается от слез. В руках Брендона. И это всё, что есть у меня – капля крови и пинта слез. Не наоборот. Не иначе.
Обновленная таня пан: dewdrop пасиб) им еще предстоит ехать в Ванкувер)))
Обновленная таня пан: Юлёк сэнкс))))) я твой тож прочитала! вчера ночью)))вообще кул
Юлёк: Обновленная таня пан, спасибо, кусочек как всегда прекрасен. Печален, но прекрасен. Спасибо тебе.
dewdrop: Обновленная таня пан пишет: им еще предстоит ехать в Ванкувер))) А это зачем?)) Это так трогательно...Бренни такой заботливый)))
Обновленная таня пан: dewdrop ввобще не ожидала что он будет таким, но почему-то он таким получился))))) а в ванкувер..ну в общем потом они передумают и там с фоллами свяжутся, хе хе)))
dewdrop: Обновленная таня пан пишет: ввобще не ожидала что он будет таким, но почему-то он таким получился))))) В любом случае мне нравится как получилось)) Обновленная таня пан пишет: ну в общем потом они передумают и там с фоллами свяжутся, хе хе))) Ну посмотрим что получится..хи-хи
Amira: Обновленная таня пан Просто потрясающе, я уже говорила, но не устану повторять что ты просто офигенно пишешь. Так глубоко. С нетерпением буду ждать проду :)
Обновленная таня пан: Amira оо спасибо))) я оч рада, что тебе нравится!!! dewdrop вот что получается))) нечего им ездить, пусть дома сидят))) хе хе
Обновленная таня пан: *** Глаза режет дневной свет. Так, что в глазах – черные кружочки бусинами рассыпаются в пространстве. Я сглатываю пенистую слюну. И в этой тишине я слышу только то как я сглатываю. Тело затекло. Но болит меньше, чем вчера. Как-то всё по-другому в этой комнате. Дверь тихо отворяется, нарушая тишину. Я думаю – вот я тут лежу и слушаю как сглатывается, а дверь разрушает весь кайф. Ха ха. Я схожу с ума. Или же уже сошел. Хотя сумасшедшие никогда не признаются в том, что они таковыми являются. Это же диагноз. Это же болезнь. Я вижу Брена. Как будто я скучал. Его лицо немного другое. - Привет. Сегодня ты лучше выглядишь, чем в первые дни. – Брен нахмуривает брови, видя мою реакцию. Заторможенную реакцию. - Какие дни? Я вчера к тебе пришел. Я думаю – либо я проснулся не там, где надо, либо он сходит с ума. - Росс, не тупи. Ты уже четвертый день валяешься в моей кровати, то приходя в себя, то опять пропадая. Сейчас я надеюсь тебя не потеряю опять? Черт, ты нес такую чушь, такой бред, когда…ммм…тебя в жар бросало. - Как четвертый день? Брен, я ничего не помню! - Неудивительно. Ты ведь бредил. - А что…что я говорил? И какое число сегодня? - Блядь, Росс, только не надо. Не надо сейчас разыгрывать комедии. Или трагикомедии. Мозги есть – посчитай. А то, что ты говорил…ты – дурак, Росс. - Нет уж, Брендон! Или ты мне скажешь, или… - Ну? Или? Или ты меня ударишь? - Почему ты стал таким резким? Я что-то плохого сказал? Я спрашиваю, не знаю зачем я это делаю – ответа всё равно не будет. Это «что-то плохое» в моем понимании та чертова ночь. В этой самой комнате. На этой самой кровати. И я по-любому что-то ляпнул. О нет, а вдруг я до него домогался???!!! Я смотрю на Брена, широко раскрыв глаза. Меня поразила эта мысль. Видимо настолько, что это чересчур явно отразилось на моем лице. Брен смотрит на меня, смотрит, смотрит, а потом внезапно начинает улыбаться. И смеется. Смеется, запрокинув голову. Хохочет! - Росс, ха ха, Росс, ты сейчас такой испуганный, ха ха ха! Росс, ты сейчас как годовалый мальчик, которого пугают подземельем! Он смеется, а я не понимаю. Он хохочет, а я судорожно заставляю сознание что-нибудь мне выдать. Что-нибудь случившееся за эти 4…о черт, ЧЕТЫРЕ дня! А сознание снова наполняется туманом. Словно в маленькую комнату пустили сонный газ. И глаза предательски закрываются. Я слышу Брена. Так отчетливо. Потом тише. Еще тише. Совсем не слышу… Когда я проснулся – уже стемнело. Или это опять какой-то десятый по счету день? Эти провалы. Лежать на кровати как инвалид мне уже не хочется. Я пробую встать. Меня покачивает, но я идти я могу. Правда не сразу – ноги ватные. Я пытаюсь найти в квартире хоть какой-нибудь календарь, электронный, отрывной, хоть что-нибудь, но ничего подобного не обнаруживаю. Чертов холостяк. Я улыбаюсь, думая о Брене. В третий раз проходя мимо зеркала, я останавливаюсь и поворачиваюсь к своему отражению. Лицо опухло. Все эти ссадины затягиваются. Превращаются в рубцы. Я какой-то грустный и смешной одновременно. Как простудившийся пес. А я думал – перед зеркалом будет эдакий мужчина. Видеть свое мужское лицо. Шрамы украшают. Делают мужественнее и шикарнее. Но я вижу то, что есть. И довольствуюсь этим. Побитый парень, милое детское лицо. Я жду Брена. До полночи жду. И вот смотрю на часы – первый час. Хожу по квартире кругами. И вот он приходит. Чересчур довольный. Дверь скрипит при его появлении. В этом доме, черт подери, всё скрипит. - Какой сегодня день? - Не парься, вечер того же, - улыбается он и не может собрать улыбку. Значит я не склеротик – думаю я. - Росс. Райан Росс. Я буду работать официантом в «Дикой Лошади». Ты соображаешь? - Нет. – честно признаюсь я. Так вот почему он такой довольный. Брен закусывает нижнюю губу и разводит руками: мол, ну ты и пень. В его спальне шторы всегда задернуты. Но цветы он поливает. Каждый день. Они так аккуратно расставлены в разноцветных горшочках из керамики по подоконнику – это всё, что представляло интерес в этой комнате. Всё чем мне было заняться, пока я лежал здесь. Иногда, приоткрывая глаза, я наблюдал в эти четыре дня, как Брен брал кружку с отстоявшейся водой и поливал эти глоксинии. А сейчас он приходит и, засунув пальцы в землю, определяет – подсохла ли она или всё еще держит влагу. Что же он там, абрикосовую косточку посадил или денежное дерево? - Росс, «Дикая лошадь» - это мечта. Этот самый дорогой кабак в Вегасе – место, где тратят деньги приличные молодые группы, их старые и не очень продюсеры. И там есть сцена. Росс, там поют. Сегодня мне предложили там работать. Один знакомый парень попал в больницу и посоветовал меня. К черту Ванкувер, Росс! Он зажегся идеей. Я чуть улыбаюсь и скрещиваю на груди руки. -Брен, а с чего ты взял что официантам позволено еще и певцами быть? И даже если и так. Брен, нас могут не заметить. - Кончно наши шансы невелики, но пока у нас нет денег на дорогу в Ванкувер. А на обратную? Я помолчу. И потом, Росси, в «Дикой Лошади» отлично платят! Я думаю – через неделю надо в школу. А у меня лицо как у проигравшего в уличной драке неудавшегося боксера. Какой к чертям Ванкувер. Канада. Брен прав. Брен принес макароны из своего «Санта-Диего». Бывшего «своего». Я уже четыре дня как у него, а Кэт еще ни разу не пришла. Наверное, они не видятся из-за меня. А может, мать поняла, что ни у какой Милдред ее дочь не ночует? Я внезапно представляю как они спали на той самой кровати, на которой я провел эти четыре дня. На которой мы однажды занялись любовью с Брендоном. Соус в макаронах попадает в заживающую трещину на губе. Макароны холодные, но я очень мало ел в последнее время. И всё, что приносит мне Брендон кажется очень вкусным. Брен пьет кофе и я вспоминаю о этом самом его мормонстве. - А ты возвращаешься к жизни, - говорит он, - уже подкалываешь меня. Я этому рад. - Я уйду сегодня, я тебе мешаю – выпалил я и тут же уткнулся в пластиковую тарелку. Такие тарелки бывают только в «Санта-Диего». Они самые дешевые, дешевый пластик, и на дне – значок забегаловки – банальная вилка. Брен встает и обходит стол. Садится на пол, внизу, рядом со мной и заглядывает мне в лицо. - Росс, ты иногда становишься таким идиотом, что мне хочется тебя стукнуть. Чем ты мне мешаешь? Чем? – он некоторое время молчит. Опустив ладонь на мое колено. - Знаешь, Райан, мне очень хорошо с тобой. Я прихожу домой. И знаю – ты тут. Я не отпущу тебя туда. Он снова будет бить. Если поднял один раз руку, поднимет и во второй. И я тебя знаю – тебе однажды проломят-таки череп из-за гордости. Он смеется и поднимается с пола. Обнимает меня, прижимает голову к своей груди. Я слышу его сердце и обхватываю его торс руками. Он кажется таким родным.
Юлёк: Романтика. Красота.
Обновленная таня пан: Юлёк эх))) романтика))) были бы паники рядом, ух)))
dewdrop: Обновленная таня пан Бренни удивляет меня все больше и больше...но мне это нравится))) Жду продолжение!
My December: Обновленная таня пан Писец прекрасно.Первый фик о Паниках за много месяцев-и уже оргазм кайф.Ты хорошо пишешь.Очень так профессионально.И сюжет интересный.Давай продолжение)))
Обновленная таня пан: - Тогда я буду спать на диване – говорю я, зажмурив глаза. От его тела исходит тепло. Я все еще чувствую его. - Я точно тебя тресну. Если бы не эти синяки. Я думаю – впервые после той ночи мы будем спать вместе. Интересно, один я ежедневно вспоминаю это? У Брена нет кондиционера. И сейчас я сижу в его халате на подоконнике. Опустив пальцы в чертов горшочек. Нет, там нет абрикосовой косточки. Мы врем друг другу. А думаем правду. Мы думаем всегда одну лишь правду. Наверное, для того и нужны слова. Чтобы прикрывать эту правду. Если быть честными друг с другом – к чему это? До конца честными быть невозможно. Я хочу верить в то, что называют искренностью. Но это опять лишь понятие. Это слово. А слова – тщетны. Идут в разрез с мыслями. Брен в ванной. Поет припев нашего последнего творения недельной давности. Я торчу у него уже почти неделю. Как будет резать глаза дневной свет, когда я окажусь на улице. Когда я писал эти тексты, я представлял как он пробегает их глазами. Как он тихо напевает их повсюду. И мне становилось так легко. Потому что он поет мои мысли. Мне жарко в халате. Но я боюсь его снимать. Боюсь этой тяги к нему. Меня опять потянет к нему. Я подхожу к кровати и ложусь на спину. Потолок белеет как призрачная жижа в невесомости. Когда-то его только отштукатурили, замазали валиком. И он пах новым домом. А сейчас он истрепался и висит надо мной. И никуда не денется. Может сделать вид, что я уже сплю? Нет. Какого хера? Но Брен входит. И я именно так и делаю. Я притворяюсь. Даже движения порой обманчивы. Мир заврался по уши. Когда-нибудь кто-нибудь найдется, чтобы наказать его. Наказать за лживость. Я давлюсь от смеха. Я полный кретин. Брен ложится рядом. Очень тихо. И я чувствую его запах. Он пахнет чем-то далеким. Луговые цветы в полях Калифорнии. Я смотрю на них с холма, вижу их мерные покачивания. Они далеко, но они растут на земле. На которой стою я. И чувствую их корни, набирающие силу там, под землей. Достаточно приложить руку к теплой земле. И я услышу. И я почувствую. Запах, который остался на подушках и одеяле. На простынях. Запах, которым я жил эти четыре дня. Запах, ставший таким родным. Каждый мускул моего тела напряжен. Какой к черту сон? Я боюсь даже сглотнуть. Я думаю – любое движение взорвет эту тишину. Мне неудобно лежать. Рука затекает. Но я все равно не шевелюсь. По-моему я лежу на собственном синяке, который к тому же еще и припух. Интересно. Он спит сейчас? Очень жарко в халате. И раз, и два. И три… Сколько я уже насчитал минут? Или это были секунды? Его халат так греет. Нет. Я не выдерживаю. Через отсчет длительных пятнадцати минут я чуть приподнимаюсь и пытаюсь снять халат. Запутываясь в поясках и рукавах. Случайно (хотя перед кем я оправдываюсь) бросаю взгляд в его сторону. Он лежит спиной ко мне. Свет падает на лицо. И я вижу его профиль. Его глаза. Они прикрыты. Брендон. Ты занимаешь сейчас всю мою голову. Где-то внизу живота становиться так сладко. Такое желание. Это сахар на дне кружки. Я выпью ее до дна и на губах останется сладкий хруст не растворившегося сахара. Такой контраст. Еле сладкая вода и внезапно этот вкус. Такой ощутимый. Как сейчас Он. Он укрыл лишь ноги. А рука под подушкой. Я сжимаю зубы. Придвигаюсь к нему. И накрываю своей ладонью его плечо. И прижимаюсь щекой к его шее. Он открывает глаза, но не двигается. И он лишь улыбается. Улыбается уголками губ. - Брендон. Ты же не спишь – шепчу я утвердительно. И я обнимаю его голое тело, скользнув ладонью по животу и вверх, по груди. Он чуть поворачивается ко мне. Теперь в пол оборота. Свет реклам сквозь задернутые шторы. Он падает на него, делает его очертания неземными. Это ненастоящее. Мне это снится. Должно быть… Я прикасаюсь губами к его плечу и замираю. Его мягкая кожа. Он скользит пальцами между моими пальцами и сцепляет наши ладони. - Что мы делаем. Помнишь двадцатое? Я помню – быстро шепчу я. Хочу остановить себя. Его. Это время. Эту жизнь. Но руки ласкают его тело. Я бы не смог остановить. Или не хотел бы? Двадцатое марта. Двадцатого марта мы сошли с ним с ума. Двадцатого марта он жутко напился. Это была суббота. А какой сегодня день? - Росс. Мы – оба сумасшедшие. – он запрокидывает голову, прикрывая глаза. Я опускаю голову ему на грудь. Упираюсь подбородком в нее так, чтобы видеть его лицо. Он убирает волосы с моего лба указательным пальцем. Мне тяжело говорить в таком положении и я сглатываю ком в горле. - Меня так тянет к тебе. Я без тебя никуда. Не могу. Еле слышно шепчу я. Он серьезно смотрит на меня. - Я помню двадцатое. Как сейчас. Я был пьян. Но я помню. Чувства не удалить из сердца даже операционным путем. Мы – долбанутые придурки. Но я хочу твои губы. Он опрокидывает меня на спину и как вампир впивается в мои губы. Этот поцелуй. Нет ничего блаженнее. Потолок еще недавно висевший штукатурным желе раздвигается…Стоит только бросить в него любым мячиком и он подастся назад, мячик оставит большую вмятину в этом желе. Вогнутое желе. Все слои штукатурки, жалкая побелка, старая известка осыплется и растворится прямо в воздухе. Голова наполняется туманом. Откуда-то из груди вырывается стон. Поцелуй длится. И я верю в возможность повторения счастья. Если бы он целовал меня каждый день. Тогда бы счастье повторялось снова и снова. Вот оно мгновение. Хочу размножить его тысячью копий с оригинала.
Обновленная таня пан: My December СПАСИБО БОЛЬШОЕ))) рада что ты прочитала, давно тебя не видела на форуме)) отдыхала небось)) dewdrop Брен меня тож удивляет!!! иногда такой пофигист, а иногда такой заботливый. но это так задумано) Брен же очень контрастный и эмоциональный
My December: Обновленная таня пан ну типа того.прода очень хорошаааа.твои словосочетания-им нет аналога: Обновленная таня пан пишет: он поет мои мысли штукатурным желе
Обновленная таня пан: My December пасиб) а я не отдыхала, все лето в городе, и тут уже в универ, так быстро)))
My December: Обновленная таня пан я 2 недели.поступала все лето.а теперь время тенется,быстрей бы уже в универ) кстати,когда прода?
dewdrop: Обновленная таня пан пишет: Брен же очень контрастный и эмоциональный Дааа, он у нас такой))) Обновленная таня пан Ты меня удивляешь и мне это нравится
Юлёк: Обновленная таня пан, спасибки. Очень светлые чувства, очень светлое настроение.
Обновленная таня пан: My December прода скоро будет)))уже пишу))) dewdrop и этим он и заваоевал наше сердце))))))) хотя мне больше по душе Райка))у него и дэрэ сегодня)))
dewdrop: Обновленная таня пан А я прям разрываюсь между ними!))) Да, у Райки сегодня прадздник)))...так, куда-то меня унесло, жду продолжения рассказа
Обновленная таня пан: dewdrop аа я тож разрываюсь между ними)))) только мне кажется что по характеру лучше райка....потому что спокойнее, а Брен он же такой взрывной и эмоцианальный....мне кажется все-таки райка..хотя голос Брена..его внешность.аааа!!!!!!!!!
полная версия страницы